Эффект Геллера

«Только не гните ничего в этом кабинете», — сказал он с улыбкой, когда мы поздоровались. Нам дали несколько минут для разговора в присутствии Пепито, который прекрасно говорил по-английски, время от времени помогая отцу найти нужное слово. Синьор Лопес Портильо сказал, что очень рад моему пребыванию в Мексике. Ему самому не удалось увидеть мою телевизионную передачу, но он слышал о ней очень много и сделал вывод, что она произвела большое впечатление на мексиканцев, и в частности на всю его семью. Он добавил, что надеется встретиться со мной еще раз, но лучше дома, чем здесь.

Несмотря на его шутливое указание ничего не гнуть в кабинете, меня не покидало чувство, что это как раз то, чего он от меня ждет. И поэтому, когда я предложил ему провести демонстрацию прямо здесь, он быстро послал за ложкой. Секретари и охрана столпились в кабинете, чтобы тоже немного отвлечься от своих обязанностей.

Я взял ложку и погладил ее, так, как всегда это делаю. Очень скоро она начала гнуться, к всеобщему удивлению и удовольствию. Президент сидел и смотрел, не мигая. Затем попросил принести другую ложку.

Я хотел объяснить ему, что не могу гнуть одну ложку за другой. После того как я сгибаю первую, мне нужно какое-то время, чтобы психологически восстановиться, прежде чем сделать еще раз. Все дело в том, что физическая и умственная энергии, необходимые при этом, истощаются. В тех редких случаях, когда мне все-таки приходится гнуть несколько предметов за короткий промежуток времени, я замечаю, что в первый раз мне это удается на 90°, во второй раз — на 60°, в третий — на 30°, а в четвертый раз предмет может вовсе не гнуться. Для меня согнутая ложка — это что-то вроде визитной карточки и доказательства того, что я — это я. И обычно я проделываю это один раз.

Извините, пожалуйста, господин президент, — начал я, — но я не могу…

Нет, нет, нет, — прервал он. — Я сам сделаю это.

Я обратил внимание на то, что каждый раз, когда я сгибаю ложки перед высокопоставленной публикой, будь то президенты, премьер-министры, генералы или председатели палат, их реакция обычно отличается от общепринятой. Они почти всегда хотят тут же сделать то же самое. Мне кажется, что они думают примерно так: «Я здесь главный человек, почему же я не могу сделать того же?»

Лопес Портильо был не более удачлив, чем все остальные. Он продолжал гладить свою ложку в течение нескольких минут, пока не оставил ее с добродушной улыбкой. Я думаю, ему действительно очень хотелось, чтобы ложка согнулась.

Я был снова приглашен в его дом — теперь уже самим хозяином, и по этому случаю моя новая знакомая (Манси, как она просила называть ее) выполнила еще два своих обещания. Первое заключалось в официальном приглашении на торжественное вступление ее мужа в должность, назначенное на 1 декабря 1976 года. Другое состояло в представлении моей персоны нынешнему президенту Эчеверриа. Таким образом, не успел я полностью оправиться от удивления, вызванного встречей с человеком, которому вскоре предстояло стать главой большого государства, как мне уже предлагали познакомиться с настоящим президентом.

И снова я ехал в сопровождении такой мощной колонны мотоциклистов и автомобилей, что просто волосы дыбом вставали. На этот раз целью путешествия был Лос-Пинос — мексиканский Белый Дом. Меня ввели в огромный, безукоризненно чистый вестибюль этого великолепного белого здания с блестящими полами и элегантной мебелью, инкрустированной мексиканским орнаментом. Там царила полная тишина, что было особенно приятно в контрасте с шумным путешествием.

Внезапно у меня возникло ощущение, что я одет каким-то неподобающим образом. Вероятно, я должен был быть в галстуке, хотя, как и большинство евреев, я не ношу галстука, и тогда, в Мексике, у меня, кажется, не было с собой ни одного. Более того, у меня не было даже костюма. «Ну ладно», — подумал я, — Лопес Портильо был тоже в открытой рубашке, так что, может быть, это вполне приемлемая форма одежды даже в присутствии главы государства. Так, по крайней мере, я надеялся.

Тишина была нарушена тем, что распахнулась огромная деревянная дверь и меня впустили в кабинет президента. Там я испытал еще одну неловкость. В кабинете находилось несколько человек, и ни один из них не сидел за столом, предназначавшимся для президента. А так как я никогда не видел фотографии Эчеверриа, то, разумеется, не имел ни малейшего представления, который из них он.

«Так, Геллер, — сказал я себе быстро, — используй свои психические возможности и ради Бога подойди к нужному человеку». Кажется, это сработало, так как мне все же удалось найти его сразу. Как это принято в таких случаях, я сказал президенту через переводчика, какая честь для меня быть приглашенным к нему и как сильно я успел полюбить его страну за то короткое время моего пребывания здесь. Я ожидал услышать столь же формальный ответ, но первая же его фраза звучала так: «Вы можете помочь нам найти нефть?»