Эффект Лазаря

За долгие поколения, сменившиеся с той ужасной ночи, когда последний из настоящих, а не созданных нами из плавучей биомассы, островов Пандоры взорвался расплавленной лавой, мы развили странную социальную двойственность, которая, по моему убеждению, может погубить нас всех. Мы, островитяне, дрейфующие в своих органических городах по воле волн, верим, что создали идеальное общество. Мы заботимся друг о друге, о той внутренней сущности ближнего, что скрыта у него под кожей — неважно, какого цвета или формы. Но почему же тогда мы так настойчиво говорим «мы» и «они»? Или это наш врожденный порок? Не разразится ли он насилием против отверженных нами?

А островитяне отвергают, это отрицать нельзя. Наши шутки выдают нас. Шутки над морянами. Мы зовем их мокрицами . Или куколками . А они кличут нас — муть . Мерзкое словечко, как его ни произноси.

Мы завидуем морянам. Именно так. Именно это я и написал. Завидуем. Им принадлежит вся свобода морских глубин. Их механизация рассчитана на относительно стабильную, традиционную форму человеческого тела. Немногие островитяне подходят под критерии для среднего класса — они либо занимают место среди верхушки для гениев, либо располагаются на самом дне трущоб морского народа. Но даже и в этих случаях, те островитяне, что перебираются к ним под воду, обречены на островитянские сообщества… по сути, гетто. И все же рай, по мысли островитянина — это сделаться «куколкой».

Моряне, морской народ покоряют море, чтобы выжить. Их жизненное пространство зависит от определенной стабильности. Исторически, я должен признать, человечество всегда предпочитало стабильную твердую почву под ногами, наличие воздуха для дыхания (хотя воздух у них удручающе влажный) и надежные твердые предметы вокруг себя. Мокрицы могут иной раз создать искусственно руку или ногу, но ведь и это в истории вида дело обычное. Наружность морян до тех пор считается человеческой, пока можно обнаружить сходство с прототипом. Это мы и сами видели. Да вот взять хотя бы Войны Клонов. Наш прямой предок писал об этом. Хесус Льюис сотворил это с нами. От видимых свидетельств инакости никуда не денешься.

Но я писал о морянах. Они объявили своей миссией восстановление келпа. Но обретет ли келп сознание? Келп вновь обитает в море. Я уже видел эффект этого на своем веку и надеюсь, что мы пережили последнюю водяную стену. Засим, конечно, последует суша. Но как же связано это с тем, что я считаю сущностью морского народа?

Возрождая келп, они надеются контролировать море. Вот в этом вся сущность морян: контролировать.

Островитяне дрейфуют, подчиняясь волнам, ветрам и течениям. Мокрицы будут контролировать эти силы — и нас заодно.

Островитяне склоняются перед тем, что может оказаться мудрее, мощнее их. Они привыкли к переменам, но устали от них. Моряне борются с определенным типом перемен — и они устали от борьбы.

А теперь я подхожу к тому, что сотворил с нами Корабль. Я думаю, что природа вселенной такова, что жизнь может встретиться с силой, которая может ее одолеть, если жизнь не сумеет склониться. Морян такая сила сломит. Островитяне склоняются — и дрейфуют себе. Я полагаю, мы можем оказаться лучше приспособленными для выживания.

Мы несем бремя первородного греха в телах и на лицах наших.

Симона Роксэк, капеллан-психиатр.

Холодный удар волны вдоль борта разбудил Квитса Твиспа окончательно. Он зевнул и раскинул свои длиннющие руки, перепутанные на штурвале. Квитс утер лицо рукавом. Еще не совсем рассвело, заметил он. Первые тонкие перышки рассвета щекотали черное брюхо горизонта. Грозовые облака не сгущались в поднебесье, и две его криксы, топорща лоснящиеся перья, довольно бубнили. Квитс потер руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и потянулся на дно лодки-скорлупки за тюбиком с густым жидким белковым концентратом.

«Бе-э…»

Он высосал остаток из тюбика и скривился. Концентрат был лишен как вкуса, так и запаха, но Квитс все равно скривился.

Уж если его сделали съедобным, подумалось Квитсу, могли бы сделать его и повкуснее. «По крайней мере, вернувшись, мы поедим настоящей пищи». Тяжелая работа по установке и забрасыванию рыболовных сетей доводила его аппетит до таких чудовищных размеров, что концентраты могли скорей растравить, нежели удовлетворить его.

Серый океан зевнул во все стороны. Ни следа рвачей или другой какой угрозы. Редкие крупные волны заплескивали за фальшборт, но органическая помпа вполне с этим справлялась. Квитс повернулся и посмотрел на гирлянду пузырьков — след от погружения их невода. Должно быть, он нес тяжелую ношу. У Твиспа прямо слюнки потекли, когда он представил себе тысячу килограммов сциллы — сцилла вареная, сцилла жареная, сцилла печеная под сливочным соусом и горячие рулетики…