Затем Карло решает разыграть откровенно расовую карту: «Очень немногие из вас, восточных людей, попадают в тюрьмы… вы и вправду весьма добропорядочные граждане… Ты систематически нарушаешь порядок, высмеиваешь тюремную обстановку, а потом приходишь сюда и говоришь о реабилитации, как будто думаешь, что это ты управляешь тюрьмой. Ты сидишь здесь, за столом, и перебиваешь начальника тюрьмы, как будто твои слова важнее его мнения. Честно говоря, я не стал бы тебя освобождать, даже если бы ты был последним заключенным в этой тюрьме. Я думаю, ты — худший из наших кандидатов на условно-досрочное освобождение. Что ты на это скажешь?»
«У вас есть право на собственное мнение, сэр», — говорит № 3401.
«И в этой комнате мое
Прескотт продолжает задавать вопросы, не давая заключенному возможности ответить, и в конце концов отклоняет кандидатуру № 3401: «Не думаю, что сейчас стоит продолжать этот разговор. Мое мнение таково, что его поведение в тюрьме и отношение к комиссии совершенно ясно указывают, чего он заслуживает… У нас есть график, и я не вижу причин это обсуждать. У нас тут упрямец, который просто пишет хорошие речи».
Перед уходом заключенный говорит комиссии, что у него — кожная сыпь, она усугубляется, и его это беспокоит. Прескотт спрашивает, вызывали ли ему врача, прошел ли он медицинский осмотр, сделал ли что-то, чтобы позаботиться о своем здоровье. Заключенный отвечает отрицательно, и Карло напоминает ему, что это комиссия по условно-досрочному освобождению, а не врачебный консилиум, а потом строго добавляет: «Мы пытаемся найти причины для условно-досрочного освобождения каждого, кто входит сюда. Как только ты оказываешься в тюрьме, только тебе решать, как себя вести, какое поведение покажет нам, что ты сможешь адаптироваться к нормальной жизни в обществе… Я хочу, чтобы на досуге ты подумал о том, что написал; ты умный человек и прекрасно владеешь языком. Я думаю, что ты можешь измениться; да, в будущем у тебя есть шанс измениться».
Карло поворачивается к охраннику и жестом просит вывести заключенного. Расстроенный маленький № 3401 медленно поднимает руки для наручников, и его выводят. Может быть, он понимает, что его легкомысленное отношение дорого ему обошлось. Он оказался не готов к тому, что все это будет настолько серьезно, а вопросы комиссии окажутся настолько жесткими.
В моих заметках я писал, что заключенный № 3401 — более сложная личность, чем казалось сначала. Он демонстрирует интересное сочетание черт характера. Обычно, общаясь с охранниками в тюрьме, он серьезен и сдержан, но при этом написал саркастичное, насмешливое заявление об условно-досрочном освобождении, ссылаясь на несуществующую реабилитацию, упоминая о духовности и называя себя примерным заключенным. Кажется, охранникам он не нравится, и это отражается в их отзывах и возражениях против условно-досрочного освобождения. Эта смелая апелляция удивительно контрастирует с его поведением — молодой человек, которого мы видим в этой комнате, кажется послушным, даже запуганным. «Здесь не разрешается шутить». Комиссия, особенно Прескотт, набросилась на него, и он не справляется с этим нападением. В ходе заседания он делался все более пассивным и безразличным. Интересно, как он выдержит эти две недели.
Следующий — заключенный № 1037, Рич, чья мама так волновалась вчера вечером, когда увидела, как ужасно он выглядит. Это он заперся утром во второй камере. Кроме того, он — завсегдатай карцера. Апелляция № 1037 интересна, но теряет убедительность, когда Кертис Бэнкс быстро читает ее вслух невыразительным и бесстрастным тоном: