Эффект Лотоса

Я понимаю, почему он очаровал тех дам. Несмотря на юный возраст, Коэн поразительно красив и уверен в себе. Он расправляет плечи и выпрямляется, становясь одного роста с Рисом.

Рис представляется, а затем говорит:

— Мистер Хейс, у нас есть несколько вопросов, касающихся Джоанны Делани. — Он сразу переходит к делу, желая проверить, как Коэн отреагирует на имя жертвы.

Коэн выходит на крыльцо и закрывает за собой дверь, лишь слегка поджав губы, в остальном оставаясь совершенно бесстрастным. Он сует руки в карманы джинсов и вздергивает подбородок. Это его способ заявить, что он будет говорить с нами… пока что.

— Когда вы в последний раз видели мисс Делани? — Спрашивает Рис.

Пожатие плечами.

— Я работал с Джо в тот день, когда ее убили, — отвечает он честно, добавив в голос немного эмоций. А еще он обращается к жертве по прозвищу, что означает, что она была для него не просто коллегой или знакомой.

— Вы помните, во сколько она ушла с работы в тот вечер? — продолжает допрос Рис.

На секунду Коэн переводит на меня взгляд темно-синих глаз, а затем снова переключает внимание на Риса.

— Мы всегда уходим примерно в одно и то же время, когда сдаем смену. Где-то в половину шестого. — Он снова переводит на меня взгляд.

Я наклоняю голову и вытаскиваю блокнот. Делаю бессмысленную заметку, чтобы заняться чем-то, краем глаза осматривая Коэна. Большинство людей стараются избегать зрительного контакта, так как он заставляет вас нервничать. Я даю ему возможность оглядеть меня и не быть пойманным за этим занятием.

Если Рис замечает его поведение, то не подает вида.

— Вы заметили что-нибудь странное или тревожное в поведении Джоанны в тот день? Она казалась обеспокоенной или расстроенной?

Коэн качает головой.

— Насколько могу сказать, нет.

— Когда вы ушли из «Тики Хайв»?

Коэн смотрит на меня, когда отвечает.

— Вскоре после Джо. У меня есть алиби, если вы хотите спросить, где я был во время ее смерти.

Все любят детективные сериалы. Рис ухмыляется.

— А где вы были?

Он скрещивает руки в защитном жесте.

— Я был в доме матери. Приносил продукты.

— У вас хорошая память, — говорю я, привлекая его внимание.

Он медленно кивает.

— Ну, последние три года я отвечал за ее походы к врачу, лекарства и все покупки. У меня должна быть хорошая память, чтобы держать все в голове, иначе случится что-то плохое.

Он смотрит мне прямо в глаза, когда говорит последние слова.

Рис ощетинивается в ответ на враждебный тон и придвигается ко мне. Но я не беспокоюсь.

— Что с вашей матерью? — спрашиваю я.

— Остеосаркома последней стадии, — отвечает он.

По коже пробегает холодок.

— Мне жаль, — он кивает, но больше не поднимает эту тему.

Независимо от того, какую роль он сыграет в этом деле, мне его жаль. После того, как Эмбер поставили диагноз «запущенная остеосаркома», она перестала быть прежней. И я уже никогда не стала прежней. После целого года борьбы операции и химиотерапия не принесли результатов. К тому времени, как рак обнаружили, он уже распространился на легкие.

Наблюдать за тем, как любимый человек страдает от этой изнурительной болезни, очень мучительно.

Эмбер было двенадцать, когда она умерла.

— Не могли бы вы подробнее рассказать о том, где были? — спрашивает Рис, возвращая разговор в нужное русло. — Поскольку у вас такая прекрасная память, для вас это не оставит труда.

— Конечно, — Коэн перечисляет свои дела в день убийства Джоанны. Работа, аптека, затем поездка в продуктовый магазин, после чего возвращение в дом матери примерно к шести сорока пяти часам вечера. Затем он пробыл у нее примерно до девяти тридцати.

— Может ли кто-нибудь подтвердить время, когда вы вернулись домой? — давит Рис.

Коэн переступает с ноги на ногу.

— Нет. Я живу один.

— Почему вас выгнали из «Тики Хайв»? — быстро меняет тему Рис.

— Как вы понимаете, из-за слабого здоровья моей маме нужна помощь. Начальнику не нравилось, что я опаздывал и брал отгулы, когда мне нужно было отвезти ее на прием.

Мы с Рисом переглядываемся.

— Поступило несколько жалоб о том, что вы заигрывали с клиентами во время работы, — говорю я. — По словам вашего бывшего начальника, вас поймали на том, что вы угощали таких клиентов за счет заведения.

Он усмехается.

— Этих старых летучих мышей? Они безобидны, хотя у них есть парочка диких фантазий, — он усмехается мне, сверкая белыми ровными зубами.

Но он сразу понял, о ком я говорю.

— Значит, их претензии необоснованны? — упорствую я.

Он делает шаг вперед, приближаясь ко мне на дюйм, и Рис становится передо мной. Коэн проводит рукой по взлохмаченным волосам, его губы искривляются в улыбке.

— Возможно, пару раз так и было, — говорит он. — Они давали хорошие чаевые.

Я читаю между строк и рискую предположить:

— Они к тебе приставали, — прямо говорю я.

Его улыбка становится шире.

— Ну, на самом деле только одна из них. — Он пожимает плечами. — Времена тяжелые. Надо платить за квартиру. Я бы сказал, что мы делали друг другу одолжение. Мне нужны были деньги, Винни нужен был кто-то, кто переспит с ее старой задницей.