Может, мои родители, врач и те, кого подозревали во время расследования, могли скрыть это от полиции Лисберга, но я сильно сомневаюсь, что они смогли сохранить это в секрете от агента ФБР.
Смиренно вздохнув, я открываю глаза, достаю телефон и смотрю на темный экран. Я бы хотела смотреть Рису в глаза, когда буду задавать свои вопросы, но боюсь, что потерплю неудачу: что он начнет приводить логичные доводы, чтобы защитить себя… или вообще не будет защищаться. Даже не знаю, что хуже.
Я открываю журнал звонков, нажимаю на его имя, и в этот момент кто-то стучит в окно.
Сердце в груди замирает, и я роняю телефон.
По ту сторону запотевшего стекла стоит Рис.
— Господи, Хейл. Где ты была?
Все страхи затмеваются мучительной болью предательства, я поднимаю телефон и толкаю дверь. Он быстро пятится назад.
Дождь падает тяжелыми каплями. Его рубашка промокла, мокрые волосы спутаны и потемнели от воды. Он мой напарник. Мой друг. Он красивый… единственный человек, которому я доверилась после нападения, и сомнение, которое я вижу в его серых глазах, меня убивает.
Рис — эксперт в чтении людей. И сейчас он читает меня.
— Ты ходила к Дрю.
Я не отвечаю. Сейчас я хочу задавать вопросы.
— Ты знал, что я была беременна, — не вопрос. Мне просто нужно услышать, как он признает правду.
Он поджал губы, по его лицу стекают ручейки дождевой воды.
— Да.
— Все это время… — я умолкаю, горло горит от боли. — Ты заставил меня думать, что у Дрю не было мотива. Но сам продолжал за ним приглядывать, не так ли? Он всегда был твоим подозреваемым номер один.
Он медленно кивает.
— Да, — говорит он снова. — Я всегда подозревал его.
Короткие, прямые ответы приводят меня в еще большее бешенство.
— Как ты мог скрывать это от меня?
Он тяжело сглатывает.
— Когда я приехал сюда в первый раз, я поговорил с твоим психологом. Она считала, что потеря памяти — это механизм защиты.
Не потеря, а ложные воспоминания. Я не просто забыла, что беременна — я выстроила совершенно другое воспоминание, поменявшись местами с Челси. Это даже хуже.
— И я согласился, что, если все тебе расскажу, это никак не поспособствует дальнейшему расследованию, — продолжает он. — Это только навредит тебе и может свести на нет прогресс в лечении. Это ничего бы не изменило.
Я чувствовала, что при каждом вдохе в груди царапает что-то острое.
— Это меняет все.
Он проводит рукой по мокрым волосам.
— Я пытался сказать тебе, Лэйкин. Пытался. Так много раз. Но я просто… не мог.
Я моргаю, стряхивая воду с ресниц и чувствуя, как воспоминания всплывают на поверхность. Да, Рис отвел меня в «Док-Хаус», чтобы попытаться восстановить воспоминания о нападении, но это было еще не все. Он хотел, чтобы я вспомнила о беременности. Вот чем была вызвана печаль, которую я увидела в его глазах той ночью. Причина, по которой он поцеловал меня, утешил меня.
Потому что чувствовал вину.
— Ты пытался заставить меня заново пережить убийство, чтобы не чувствовать себя виноватым из-за того, что скрываешь такой жизненно важный секрет, — говорю я, когда меня осеняет. — Каждый день, когда мы работали вместе, каждый день, когда ты смотрел мне в глаза… и просто знал. Ты скрывал от меня часть меня самой, Рис.
Его глаза вспыхивают, когда он шагает вперед.
— Так же, как ты скрыла от меня письмо?
Во мне вспыхивает злость.
— Нет. Нет, не надо переводить на меня стрелки. Ты позволил мне поверить в ложь!
Он подходит ближе.
— Я был неправ. Понятно? Я это признаю. Я должен был сказать тебе в ту ночь на озере. Я совершил ошибку, потому что был слишком слаб, недостаточно силен, чтобы вынести твою боль. Я был эгоистом. Но ты, черт возьми, тоже. Ты не рассказала о письме. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что это может быть важной частью расследования?
Я качаю головой и отворачиваюсь.
— С меня хватит, Рис.
Он меня останавливает, хватая за руку и заставляя меня повернуться к нему лицом.
— Ты думала, что оно от него.
Обвинение в его голосе оскорбляет меня. Я могу только смотреть на него снизу вверх. Шокированная. Обиженная.
— Не начинай, — я пытаюсь вырвать руку, но у него каменная хватка. — Поверить не могу. Ты всегда думал, что это была галлюцинация. А теперь хочешь вспомнить об этом и использовать против меня?
— То первое письмо… — начинает он. Он понижает голос и ослабляет хватку. — Да, возможно оно было от убийцы. Но, если взглянуть на это с другой стороны, оно могло быть от свидетеля. Я знаю, кого ты ждешь. Человека, который, как ты считаешь, спас тебя, Лэйкин. Ты пишешь о нем. Думаешь о нем. Тебе снятся сны о нем. Реальный или вымышленный, для тебя он важен. Ты закрылась ото всех. И только один человек — герой, которого ты сотворила, — достаточно хорош для тебя.
— Что? Ты ревнуешь? — как наш спор дошел до этого? — Перестань передергивать. Ты врал мне. И вообще, как ты можешь меня обвинять? Как ты можешь судить меня? После того, что я пережила? После того, как я теперь знаю, у меня отняли…