Эффект лучшего друга

– Ты мне за урода ответишь! – пошел на него Стас с холодной, непробиваемой физиономией.

– Да, ты моральный урод! – не отступал Женька. – И это уродство пострашнее внешнего – его не сразу заметишь.

Стас даже подскочил от ярости, затем весь как-то выгнулся и буквально прыгнул на Женьку.

– А ты, как погляжу, хорош со всех сторон! – шипел он, стараясь повалить Женьку на пол, и ему это вскоре удалось. – Чист и непорочен, как твоя прекрасная мамочка!

Ищенко взирал сверху, лицо его разъела ненависть, но в то же время впервые оно казалось Женьке по-настоящему живым. Это были истинные чувства, которые, точно весенняя вода, проломили ледяной панцирь.

– Причем здесь моя мать? – От удивления Женька затих, почти не сопротивляясь, и безвольно распластался по полу.

Стас дышал ему прямо в лицо, раскрасневшийся, потный, жаркий.

– А ты не знаешь? – едко спрашивал он, и лицо его, на удивление, становилось еще красивей. – Твоя бесстыдная мать крутила роман с моим отцом! Из-за нее он чуть не ушел из семьи…

Только теперь Женька начал понимать, что же двигало Стасом все это время, откуда выросла эта тупая ненависть. Все молниеносно становилось на свои места. Мысли сменяли друг друга, как кинокадры, и вот уже сложилось целое кино. Женька понял – это не комедия, даже не боевик, а банальная мелодрама… Неужели мамин бывший женатый поклонник – это и есть отец Ищенко?

– Пусть моя мать не святая, но и твой отец тоже хорош! – Женька уверенно приподнялся на локтях, отодвигая Ищенко, который, изрыгнув последние слова, будто ослабел. – Он обидел твою мать, потом – мою, а сейчас, наверное, расправляется с очередной несчастной женщиной! – не чувствуя былого сопротивления, Женька умудрился сесть. – Можешь вымещать злость на мне, можешь винить во всем мою мать. На ее место уже пришла другая, отец у тебя не промах. Научись уже признавать людей такими, какие они есть, а не такими, какими тебе их хочется видеть!..

Стас ошарашенно смотрел на Женьку, все еще сжимая в кулаках его рубаху. А по коридору уже разносились быстрые шаги – о потасовке узнала администрация. И вот сильные руки Борова подхватили растерянных, запыхавшихся мальчишек, как новорожденных котят, и поволокли в учительскую. Со всех сторон на них пялились ротозеи, но драчунов теперь не интересовала школьная жизнь – внутри созревало глубокое понимание своей собственной истории. Запершись в учительской, завуч проводила с ними длинную серьезную беседу, а ребята лишь растерянно кивали головами. Они не смотрели друг на друга, будто расцепившись, оказались в разных мирах – каждый думал о своем. Они просидели в учительской до конца перемены, потом – до конца урока, а потом – следующего. В полном молчании. Пока дверь не распахнулась, являя статного, подтянутого красавца средних лет.

– Стас, что случилось? – Он шагнул к Ищенко, который даже не повернул головы. – Мне позвонили и сказали, что ты был избит. Это так?

Мужчина воинствующе оглядел полупустую учительскую.

– Ты шутишь? – без улыбки ответил наконец Ищенко, кивнув на Женьку, вид у которого был порядком потрепанный.

Из-за стола уже поднялась завуч, она протянула руку и шагнула вперед.

– Я не позволю обижать моего сына! – неприветливо, даже грозно зыркнул на нее мужчина. – Я буду жаловаться!

– Пап! – встал Стас, будто осаждая родителя, и зашипел сквозь зубы: – Ты всерьез думаешь, что меня здесь кто-то может обидеть? И ты не позволишь это делать другим? А себе? Почему ты позволяешь себе обижать меня?

От неожиданности завуч замерла на месте, а Женька впервые глянул на Стаса. Лицо Ищенко опять стало ледяным, как прежде. Он взял себя в руки, и слова эти были брошены не в пылу, а обдуманны и взвешенны. Завуч как-то замешкалась, рука ее безвольно повисла, а потом и вовсе спряталась за спиной. Женьке казалось, будто воздух вокруг наэлектризовался так, что волосы готовы стать дыбом, но только он еще не знал, что уже через секунду обстановка накалится до предела. В дверь осторожно постучали, и следом она распахнулась.

– Здравствуйте, я мама Жени Рудыка. Вызывали?

В комнатку заглянуло смазливое, встревоженное личико Женькиной мамы. Она смущенно кивнула завучу, потом нахмурилась, глядя на Женьку, скользнула взглядом по Стасу и тут уперлась в его отца. Старший Ищенко стоял сбоку, за открытой на него дверью и теперь тоже без удовольствия покривился.

– Ты? – прогудел он, растерянно оглядываясь. – Так это все из-за нас? Черт возьми, что за институт нравов! – Он снова собрался и перешел в нападение, наступая на совершенно опешившую завуча. – Вам что, заниматься больше нечем? Не знаю, что этой женщине от меня надо…

– Мне?.. Надо? – захлебнулась мама.

Кулаки ее сжались, скулы побелели, она вся чуть наклонилась вперед, как Пизанская башня, и Женьке пришлось тут же обнять ее за плечи, разворачивая из кабинета.

– Пошли отсюда, – только и сказал он, уводя мать в коридор.