Эффект Малкина

одобрил директор, обменявшись взглядом с незнакомцем. Вскоре уроки литературы стала вести другая учительница, а Ара Калик как-то тихо исчез из класса.

Школу Борис закончил с золотой медалью. К этому времени режим в стране помягчел, да и отец, отбыв свой семилетний срок, вернулся к ним. Появилась возможность покинуть лесные края и возвратиться в родимые места. Поселились они в городе Черновицы - центре Буковины. Город мало пострадал от войны и сохранил свою европейскую щеголеватость. Те из читателей, кто побывал хотя бы наездом, в Черновицах 50-х годов наверно помнят шумную праздничную толпу, заполнявшую улицу Ленина (бывшую императора Франца Иосифа) с утра до позднего вечера.

Город звучал, пел, дышал на разных языках и диалектах. Картавый бессарабский идиш перемежался с певучим украинским, раскатистым русским, изящным румынским и рубленным венгерским. Все знали всех и все принимали участие в уличном обмене мнениями.

- Роза-а-а! Розалия Ароновна! Ви слышите мине? - раздавалось у магазина электротоваров

- Со-о-нечка! Что бы я вас таки не слишала? Как такое может быть?! доносилось от главпочтамта (на расстоянии в добрый квартал).

И начиналось обсуждение семейных дел Розалии Ароновны и проблем с Сонечкиным мужем. В этом обсуждении принимало участие ещё несколько уличных голосов.

Отец стал работать продавцом в магазине скобянных товаров, мать устроилась кассиршей. В городе был неплохой университет, на физмат которого Боря, как медалист, был принят без экзаменов. Постепенно жизнь стала налаживаться.

На физическом отделении, где учился Боря, больше половины студентов и почти все преподаватели были с "пятым пунктом". Часто это вызывало раздражение, особенно у преподавателей общественных дисциплин. Кому понравится, если на семинаре по марксизму-ленинизму, Сенька Рабинович, сидящий на задней парте и потихоньку разыгрывающий с Арановичем партию в шахматы, вдруг с

идиотской усмешкой спрашивает:

- Э-э, Александыг Николаич, а какая фогмация наступит после коммунизма?

- Или: а почему в 1948 Советский Союз поддерживал создание госудагства Израиль, а сейчас не поддегживает?

- Или: если массы творят истогию, то где же роль лидега?

И тому подобные каверзные вопросы. Но Борис таких вопросов не задавал. Честно говоря, они его раздражали тоже. Не потому, что было обидно за одураченного Александра Николаевича, а потому что ловил восхищённый взгляд полногрудой Танечки Гуревич, направленный на Сеньку. На Борю она никогда так не смотрела. Да и что на него было смотреть? На гитаре, как Севостьянов, он не играл, стихов, подобно Шварцу, не писал и даже острые вопросы, как Сенька, не задавал. А то что понимал и рассуждал об уравнении Бора или эффекте Ферми - так это легкомысленную Танечку и её подруг не поражало. Вот и приходилось Боре оставаться одному.

Правда однажды на перемене Танечка с подругой подошли к нему и, глупо хихикая, пригласили на встречу праздника Пурим.

- А что это Пурим? - удивлённо спросил Борис.

- Ну это такой веселый еврейский праздник. Все наряжаются в разные маскарадные костюмы, пляшут, поют.

Борис растерялся, у них дома никаких еврейских, как впрочем и неевреских, праздников не отмечали. Очень хотелось ему пойти поплясать с Танечкой, но опять же осторожный внутренний голос, не раз спасавший, прошептал "не ходи" и Борис, жалко улыбаясь, отказался. А через некоторое время комитет комсомола разбирал дело "Об еврейской националистической группе студентов физмата", и по этому делу Танечка, Сенька и ещё пара их знакомых покинули университет.

Шло время, нелёгкое, полное тревог и неожиданностей. Время

конца сороковых - начала пятидесятых годов. Только что прогремела на всю страну августовская 1948 года сессия ВАСХНИЛ. Низко склонив головы и пряча глаза, покидали зал разгромленные вейсманисты-морганисты и прочие сторонники псевдонауки генетики.

Но на этом не кончилось. Через три месяца, Маленков дал задание Академии Наук и Министерству Высшего Образования начать готовить новое всесоюзное совещание. На этот раз речь шла о состоянии идеологии в физической науке и образовании. Был создан оргкомитет во главе с Топчиевым и акад. Абрамом Йоффе. Этим комитетом было проведено около 40 заседаний, рассмотрено свыше 100 докладов. Только программа совещания составляла около 1000 страниц. Основной удар намечалось нанести по теории относительности и квантовой механике. Обе эти теории новой физики не укладывались в рамки марксистской философии, и потому были объявлены "физическим идеализмом", которому нет места в советской науке.

Что же спасло советскую физику и советских физиков от неминуемого разгрома? Уже полным ходом шли разработки ядерного оружия. Программа осуществлялась под непосредственным контролем Берии. И вот на одном из совещаний Берия спросил Курчатова:

- А верно ли, что теория относительности и квантовая механика не применима в Советском Союзе?

- Мы на основе этих теорий бомбу делаем. А если отказаться от них, то и нашу лавочку можно закрыть - ответил Курчатов.

Берия повидимому доложил Сталину и совещание было

отложено на неопределённый срок.