Резким движением их собеседник откинул голову назад, как будто мозолистый кулак Ассада готовился нанести очередной удар.
– А откуда вы знаете? – В его голосе слышалось изумление.
– Так была?
На напряженном лице появилась смешливая ямочка.
– Она была прямо-таки адски неуклюжа, так что моя мама даже отказалась бывать у нас. Никогда в жизни никто не видел на полу такого количества разбитых вдребезги фарфоровых фигурок, как когда Минна впервые очутилась в ее гостиной. – Он кивнул. – Ну да, она была слегка обескуражена.
Ассад вопросительно посмотрел на Карла.
– «Обескураженный» значит «смущенный», «сконфуженный» или «растерянный», – объяснил Карл.
Судя по всему, это не облегчило понимания.
– То есть ты имеешь в виду, что она не слишком ладила с аппаратурой, электроникой и прочим? – продолжал Ассад.
Диафрагма Ральфа Вирклунда завибрировала.
– Если она пользовалась тостером, то подгорал тостер, а не хлеб. Но…
Он осекся.
Все трое переглянулись.
– Ассад, я хотел бы тебе сказать, что не одобряю, когда ты избиваешь людей в моем кабинете, – высказался Карл, когда бурильщик удалился. – Я требую объяснений. Ведь ты прекрасно понимаешь, что еще раз выкинешь подобный номер – вылетишь отсюда, понятно?
– Заткнись, Карл. Ты ведь видел, как это разрядило обстановку. Ты же знаешь: если верблюд пердит, этому может быть две причины, да?
Боже всемогущий, опять верблюды…
– Да-да, либо он обожрался травой, либо просто желает произвести немного прекрасной музыки под солнцем пустыни.
– Ассад, мать твою, каким боком это служит оправданием избиения человека?
– Мне просто казалось, надо было сказать, что на буровой установке жуткая скукотища.
– Точняк, да. То есть ты хотел продемонстрировать, что драка – всего лишь развлечение для этого чувака?
– Ну да, Карл, он ведь пускает в ход кулаки исключительно для развлечения. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что оскорбляет нас, а я показал ему, как в этом случае поступают и что затем можно стать прекрасными приятелями. Мы оказались равны, после того как я ему врезал, и он все понял.
– То есть, подобно верблюду, он перестает сдерживаться, чтобы добавить себе чуток музычки в жизни, и именно поэтому легко вступает в драку? А почему то же самое нельзя применить и к собственной супруге?
– Потому что совсем не так весело бить жену, как своих друзей-приятелей. Поэтому.
– Несомненно, это весьма хлипкий аргумент его непричастности к убийству.
– Я и не говорю, что он непричастен. Только, Карл, тот, кто толкает верблюда в задницу, должен быть готов словить копытом по яйцам. Такие дела.
О господи…
– Так что, на этот раз верблюд, похоже, оказался самкой? Твоя мысль состоит в том, что совсем не весело кого-то мутузить, если и пострадавшему от этого не становится весело?
Ассад улыбнулся.
– Ну вот ты и понял. Прекрасно, Карл.
Когда Мёрк был молодым полицейским, отчеты писались на печатной машинке за двадцать минут двумя пальцами. В современной Дании при помощи десяти пальцев и текстового редактора пятнадцатого поколения ему требовалось как минимум два с половиной часа, и то если повезет. Теперь отчеты представляли собой не выводы, а скорее выводы из выводов из выводов.
При нормальных обстоятельствах Карл терпеть не мог всю эту бюрократию, но сегодня ему идеально подошла изоляция перед монитором, хотя и сложно было сосредоточиться.
Он услышал голоса Розы и Гордона, доносящиеся из коридора.
По всей видимости, она хвалилась ему, как ей удалось решить для отдела «Q» дело Анвайлера, причем невозможно было не обратить внимание на его непомерное восхищение ею. Если Гордон собирался кое-что разузнать, то его стратегия заключалась в том, чтобы сделать это посредством проникновения к Розе под юбку.
Карл попытался заткнуть уши. Кому захочется слушать подобные вещи в его-то состоянии?
– Эй, Гордон! – закричал он, когда они проходили мимо его кабинета. – Скоро ты уже закатишь карету в гараж?
Роза послала ему ледяной взгляд и с треском захлопнула дверь.
Мёрк нахмурился. Неужто этот дохлый призрак, едва вышедший из грудного возраста, сумел-таки подъехать к Розе?
Вперив взгляд в мерцающий монитор, он принялся за составление отчета по поездке в Роттердам. Это была нелегкая задача, потому что когда дело дошло до поисков правды, полицейские, занимавшиеся делом об убийствах посредством строительного пистолета в Схидаме, проявляли абсолютно отвратительное знание английского языка по сравнению со всеми остальными знакомыми ему голландцами.
На все про все получились жалкие две страницы, а этого явно было недостаточно. У Карла снова возникла проблема с концентрацией. Возможно, будет лучше, если он разошлет документы, полученные на встрече. В полицейском управлении наверняка отыщется кто-то, кто сможет перевести этот корявый текст.
Мёрк покачал головой.
Ни черта это не поможет.
Единственным конструктивным способом обретения той или иной формы душевного спокойствия было приглашение ко второму акту драмы под названием Мона. И этот акт должен был оказаться более плодотворным, чем первый.