От недавней неловкости за пустые подозрения у Любаши не осталось и следа история ее сильно позабавила и, чтоб укрепить это чувство Максимилиан принялся нагнетать ситуацию. Он живо сбегал на кухню за табуретом, после поставив его в центе комнаты взгромоздился на верх откинув полог халата. Выражение лица вчерашнего узника приняло страдальческий вид и он, заикаясь начал оправдываться:
— Я, я не хотел это делать, — шмыгая носом состряпав страдальческий голос начал отповедь Макс, — я просто страсть как хотел почитать «Капитал» Маркса, а там, — Максимилиан утер страдальческое лицо рукавом.
В продолжении номера смысла уже не было, Люба сучила кулачками по дивану живо представив, как вполне уже созревший Макс в этом самом халатике и семейных трусах оправдывается перед училкой русского языка и литературы — строгой пожилой женщиной в строгих очках и с указкой в руках.
— Всё-таки дурной ты человек, Любка, — весело попенял любовнице Макс, — я тебе тут душу изливаю. О своем горемычном детстве рассказываю, — Макс артистично махнул рукой на манер, а пошло оно все, — И, между прочим, ты тоже находишься в зоне риска. Если моя матушка прознает что мы целовались до свадьбы.
Макс замолчал, а Люба, представив как стоит в нижнем белье на соседнем стульчике перед той же самой строгой старой учительницей еще сильнее закатилась в приступе смеха. Это была победа. Тонкий лед недоверия был окончательно перемолот ледоколом юмора. Макс запахнул халат, присел на стул и с удовольствием наблюдал за положительными эмоциями своей любовницы, размышляя над содеянным:
— «Нет, всё-таки прав был Семеныч. Юмор в отношениях очень позитивная штука, он способен снять почти все негативные моменты, главное знать когда и как правильно его приложить».
Отсмеявшись и успокоившись, Люба поднялась с дивана, подошла в плотную к сидящему на табуретке Максу и обняла его:
— Какой же ты все-таки удивительный человек, — негромко произнесла барышня, не разжимая рук.
Макс обнял Любу за талию:
— Может в спаленку переместимся? — недвусмысленно предложил Макс.
Люба немного отстранилась, поглядела в глаза любовника и недовольно произнесла:
— Не выйдет, мы сегодня идем на каток.
Глава четвертая. На катке.
— А может, ну его, этот каток. Останемся дома. Поглядим чего-нибудь по ящику. Залезем под теплое одеяло, пошалим. И до весны носа из-под него показывать не будем, — Макс не то что б совсем не желал идти куда-либо, вот только сильный мороз (порядка тридцати градусов) и отсутствие теплой зимней одежды к прогулкам не располагали.
— К сожалению, поход на каток, это не мое и даже не твое решение. Это решение Анютки. Она обязательно должна меня видеть раз в день. Дабы убедиться, что ты со мной ничего не сотворил и все мои конечности на своих местах. А по поводу шмоток не переживай, Анька сейчас должна кое-что принести.
Тревожный звонок в дверь подтвердил слова Любы:
— А вот и она, легка на помине.
На сей раз вся цветущая и пахнущая Аня предстала в зимнем полушубке и в строевых брючках, задорно облегающих низ талии. Анютка изящно продефилировала по комнате держа в руках два больших пакета, дойдя до центра зала, пакеты шустро вылетели из ее изящных ручек на пол, Анютка крутанулась вокруг своей оси, присела в книксене подобрав пола полушубка:
— Ну, систер, как тебе мой новый образ?
— Какая красота! — Люба подскочила к сестрице и самым тщательным образом начала изучать, по-видимому, новый полушубок, — это тебе Гриня такой подарок сделал?
— К моему величайшему разочарованию нет, — выпалила скороговоркой Анютка, — от этого ментяры и копейки не допросишься, особенно после моего описания видения нашей свадьбы. Все, сестрица, приходится добывать самой, — Анька наигранно горестно вздохнула, — ладно, не будем о печальном. Пакеты тебе, синяя борода. Там кое-какие шмотки.
— А почему синяя борода? — сощурила глаза Люба, — у него ведь нет бороды.
— Все просто, моя милая дуреха, — Анька поцеловала сестрицу в щеку и погладила по голове словно маленькую, — видишь ли, моя наивная сестренка, синяя борода был не простых кровей, сейчас точно не помню, но возможно даже граф. И служанок своих любил того, мучить, а после живыми в стены замуровывать.
— Аня, ну я же просила тебя!
— Все, все, молчу, — Анютка указала Максу на пакеты, — прошу примерить, ваша светлость, я понимаю, что вы являетесь отпетым модником, и столь обыденные вещи чужды вашим маньяческим вкусам, вот только в наших диких землях в тридцатиградусный мороз на каток в труханах ходить не принято. Может случиться так, что ваши дорожайшие бубенчики примерзнут на холодном льду и будете вы, ваша светлость, подобно волку из басни. Примерзните своим достоинством ко льду, а моя сестренка после страдать от скуки будет.
— Аня! — не выдержав гаркнула Любаша.
— Все, молчу, молчу.