Эффект пешки. Книга первая. Долгая дорога домой (СИ)

Макс с досадой сплюнул себе под ноги.

— «Ладно, до утра не так уж и долго осталось. Постаю несколько часов в подъезде, а как светать начнёт, отправлюсь в больничку или на вокзал».

С этими нелёгкими мыслями Максимилиан уставился в небольшое грязное окошечко обшарпанного подъезда на бушующую за окном пургу.

В таком режиме наш главный герой простоял недолго, через несколько минут лязгнул замок за спиной и в подъезд вышла Люба, укутанная в пуховик. Видимо, переборов страхи, какие-то тёплые чувства взяли верх. И барышня решила исправить ситуацию. Максимилиан стоял на лестничной площадке, оперившись об ограждение:

— Люб, я немного постою и уйду, — негромко не оборачиваясь произнёс Макс, — на улице холодно.

Женщина в нелепом пуховике встала, рядом прижавшись к мужскому плечу и негромко ответила:

— Ты кушать хочешь?

Такая перемена в настроении буфетчицы сильно удивила нашего героя, он уже перебрал уйму вариантов поведения этой женщины, вот только все расклады дали сбой, а ведь раньше он практически никогда не ошибался. Максимилиан молчал поражённый развитием ситуации.

— Послушай, ты ведь ничего плохого мне не сделал? Ну чего ты будешь мёрзнуть, пойдём.

Люба взяла Макса за холодную руку и повлекла за собой в квартиру. Удивительно, насколько быстро женщины могут менять свои решения и душить собственные страхи, для этого нужно только принять для себя решение и начать действовать, чем собственно Люба и занялась. Для начала, буфетчица, всё-таки, накормила ночного гостя, а после и уложила спать, приткнувшись рядом. Вот только и на этот раз уснуть не вышло, когда Макса уже почти сморил приятный сытый сон. Люба нанесла типично женский удар, вроде как ни к чему, барышня поинтересовалась:

— Послушай, а ты не мог бы мне рассказать немного о себе? Про меня ты знаешь даже больше, чем я о себе знаю.

Макс призадумался, в его памяти всплыл прощальный образ учителя. В своём последнем разговоре тот просил не ожесточаться и попробовать найти себе духовника — человека, которому можно будет рассказать всё, что с Максом произошло за эти шесть лет. Максимилиан ухмыльнулся сам себе:

— Ты в самом деле хочешь всё про меня узнать?

— Да, — без лишних раздумий ответила Люба.

— Только смотри, это очень длинная и не очень занимательная история, — Макс закинул одну руку за голову, а второй сильней прижал буфетчицу к себе.

— До утра времени много, а скучней нашего Углинска городов не бывает.

— Ну что ж, тогда слушай, милая.

Глава вторая. Исповедь.

— Как ты понимаешь, Люба, из шестой меня выпустили не просто так, — начал свою исповедь Максимилиан.

— Это понятно, — посильней прижавшись к Максу, прошептала Люба, — я вообще ни разу не слышала, чтоб из шестой кто-то своими ногами вышел.

— Меня отпустили, потому что открылись новые факты по моему делу. Ладно, давай я начну сначала. Я, Люба, в своем далеком прошлом проживал в небольшом городке Энске. Слышала о таком?

Люба ничего не ответила, видимо за пределы родных пенатов она выбиралась не так уж часто.

— Так вот, — продолжил Максимилиан, — более шести лет назад Энск потрясла череда серийных убийств.

Максимилиан прикрыл глаза и постарался припомнить хронологию минувших событий.

В полумраке душного тюремного вагона раздавались звуки знакомой до боли песни. Чей-то гнусный, но не лишённый определенного очарования голос ладно и надрывно выводил песню про то, что маме не стоить ждать своего непутевого сына разбавляя слова гитарным боем:

— Постой, паровоз, не стучите, колеса,

Кондуктор, нажми на тормоза…

Я к маменьке родной с последним приветом

Спешу показаться на глаза.

Прости меня, мама, хорошего сына —

Твой сын не такой, как был вчера.

Меня засосала опасная трясина,

И жизнь моя вечная игра.

После слов про маменьку к горлу нашего героя подступил неприятный ком и как-то особенно сильно захотелось зарыдать. Как в детстве, когда за любую жизненную неурядицу можно было распустить нюни, намотать сопли на кулак и излить душу любимой мамочке, обвиняя весь окружающий мир в своих проблемах. Вот только не было сейчас мамочки и скорее всего больше никогда не будет. Наш главный герой был самым тщательным образом уложен на нижнее место специализированного вагона и пристегнут наручниками к специальным креплениям на стенке рядом, причем пристегнут он было тоже довольно своеобразно, а именно правая рука и правая нога пристегнутые наручниками к особой поперечине, что не позволяло Максимилиану насладиться самой маленькой толикой свободы или видимостью комфорта. Максимилиан Федорович Спицын, молча лежал на спине терзаемый совестью. Тюремный вагон с индексом 48–14/12 УФСИН, в простонародье именуемый столыпинским, оказался на удивление многолюдным местом.