Благодаря скудному бюджету на жильё, Ане пришлось подобрать нам крошечную однокомнатную квартирку в спальном районе города. Ремонт в квартире был сделан наверное ещё при первой жизни Вождя и теперь она напоминала собой хлев. Ободранные обои, засохший и вздувшийся линолеум, старая разваливающаяся мебель, орущий как танк холодильник «Саратов» и чёрная, не знающая тряпки газовая плита составляли убранство этой лачуги.
И снова Вождь был доволен своим выбором. Несмотря на наши с Сашей кислые физиономии, он находил, что жильё вполне комфортно, а главное пригодно к проживанию.
– Тепло, крыша над головой, газ, туалет, что ещё надо? – говорил он расхаживая по комнатам , хрустя ломающимся под тяжёлыми подошвами сухим линолеумом. – Настоящие революционеры всегда пренебрегали бытовыми излишествами. Аскетичный образ жизни заставляет всегда держать себя в тонусе.
Да уж, с чем с чем, а с тонусом проблем не стало. Жизненный тонус повышала вонь из разбитой канализации, дребезжание холодильника и дружный храп четырёх человек в комнатушке на десять квадратных метров.
Из всех нас больше всего мне было жаль Поэта. Если мы с Вождём в соё время хапнули вдоволь такой коммунальной жизни, а вечно счастливому Монаху было вообще всё равно где медитировать, то Саша впервые оказался в таких стеснённых условиях. Он метался как ястреб заточённый в маленькую клетку. Единственным окошком на волю был маленький заваленный хламом балкон. Там и проводил большую часть времени Поэт, благо ещё стояло бабье лето. Но и с балкона вид открывался отнюдь не на цветущий сад в Царском селе. Серые от пыли тополя, ободранная лавочка с вечно сидящими на ней алкашами, и всё это на фоне огромных серых труб городской ТЭЦ. Такой пейзаж вряд ли способствует творческой мысли. Но к моему удивлению, Поэт писал и в таких условиях. Может быть творчество и было для него единственным спасением, выходом за рамки этой серой рутины, в которую он был вовлечён. Впрочем стихи шли тяжело, так как Поэт был вынужден постоянно отвлекаться на бытовые неурядицы. Обычно это происходило так. Поэт метался с балкона в комнату и обратно, декламируя сочиняемое на ходу произведение.
«В пространства поиске, по стенам шарит взор,
Свободы жаждет в тесноту закованное тело,
И лишь в душе моей свобода и простор,
Она как голубь из силков на солнце полетела…
К тебе моя Богиня…»
На этой фразе, которая выделялась из плавного контекста, жёсткостью произношения, Поэт шмякал тапочком, размазывая по стене пробегающего таракана.
К тебе моя Богиня…– продолжал он уже мягче, но вновь сбивался, из-за раздающегося из туалета мата. Вождь в очередной раз сломал сливной бачёк и теперь призывал чью то мать и ещё кого-нибудь, кто наконец-то сможет починить эту дьявольскую конструкцию.
Как ни странно, самым непригодным человеком в бытовом плане оказался, кто бы вы думали?
Всё к чему прикасался Вождь тут же ломалось. Он не мог положить что-нибудь в холодильник, чтобы там не отвалилась полка, или не сломалась дверка в морозильной камере. Он не мог принять душ без того, чтобы не сорвать кран и не затопить всю квартиру. На счёт приготовления пищи, или уборки помещения говорить вообще не приходилось. Хотя на счёт этой самой уборки и готовки именно он высказал первые претензии. На одном из партийных заседаний Вождь объявил, что в целях гигиены и поддержания правильного режима питания, нужно установить график дежурства. Дежурный в назначенную ему смену, должен был прибираться в квартире и готовить пищу. Самая подходящая для этих целей кандидатура Анечки была тут же отметена. В целях конспирации, Анечка бывала у нас не каждый день и Вождь посчитал кощунственным нагружать её бытовыми проблемами.
– Единственная женщина в нашей партии это как талисман, благоухающий цветок. Мы с неё пылинки должны сдувать и на руках носить, а не заставлять подтирать задницы четырём здоровым лбам…– резюмировал Вождь. По несвойственной ему интонации даже слепой и глухой мог заметить, что он неравнодушен к этой нашей единственной членше партии. Ничего не хотел замечать только довольно кивавший в такт словам Вождя, Саша. Позднее, в ходе составления графика, была отметена кандидатура и самого Вождя. Нет это не произошло сразу же на том заседании. Напротив, Вождь настаивал, чтобы его, как и всех включили в этот график, но когда на следующий день я трепетной рукой пытался втиснуть в список его фамилию, он зачем-то решил поведать одну старую историю. Я отложил ручку, так как история обещала быть интересной, и правильно сделал. Истории Вождя имели глубокие корни, которые всегда находили отражение в «здесь и сейчас».