Заминка. Женщина наморщила переносицу.
– Не знаю. Лицо у него такое…
Она сделала неопределённое вращательное движение пальцами.
– А узнать сможете?
Снова возникла трудная пауза.
– Постараюсь.
Задав еще несколько точечных вопросов, Маштаков восстановил для себя картину происшедшего.
Нина Анатольевна приехала в город из Терентьево на шестичасовом автобусе. Должна была заступить на дежурство в котельную на улице Ворошилова. Шла обычным маршрутом по Абельмана. Еще от автостанции за ней увязался пьяненький парень в красно-белом колпаке Деда Мороза. Пытался познакомиться, придурялся, говорил, что приехал на электричке из Великого Устюга. Она не обращала на него внимания, думала – по дороге отстанет. Когда проходили мимо гастронома, парень цепко, как клещ, схватил ее за руку и потащил под арку, во двор дома. Было начало восьмого, на улице – совсем пусто и темно. Во дворе парень повалил ее на снег. Сжал шею рукой, приказал молчать, сказал: «Убью». Еще сказал: «Отсосешь по быстрому, сразу отпущу». Она перепугалась, парень – сильный, глаза у него бешеные, лицо очень злое. Заставил её встать на колени. Расстегнул ширинку, вытащил член, велел взять в рот. Она отказывалась, говорила, что не умеет. Он настаивал, матерился. Неожиданно для себя женщина предложила пройти к ней домой, якобы она живет по соседству. Еще сказала, что надо бы купить водки. Удивительно, но парень повёлся на такую наивную хитрость. Они вернулись на Абельмана, двинулись к гастроному. Парень всё время держал ее за руку. Со стороны привокзальной площади навстречу шли люди. Она рванулась к ним, закричала во весь голос. Парень растерялся, отпустил ее и рванул вниз, под горку к речке.
– Ну и почему здесь покушение на изнасилование? – спросил Маштаков у дознавательницы.
Та не поняла вопроса, хлопнула длинными, густо накрашенными ресницами.
– Эти действия могут квалифицироваться как покушение на иные насильственные действия сексуального характера. Статья сто тридцать вторая, через тридцатую.
«Чего я пристал к девчонке? – подумал Миха. – Она же заочница, наверное, на втором курсе только учится, до общей части УК[42] не добралась. Ты спроси ее еще, разъяснила ли она заявительнице, что такое дело частно-публичного обвинения и как оно возбуждается?».
Приметы преступника, кроме колпака Деда Мороза, получились усредненными. Около метра восьмидесяти ростом, худощавый, лет двадцати пяти, лицо бритое, без особых примет. Одет по сезону – темная куртка, джинсы; что на ногах – не рассмотрела.
– Он говорит так интересно, – женщина испытывала видимую неловкость от того, что отвлекает занятых людей от важных дел накануне праздника, а сама не может толком ничего объяснить. – С акцентом таким, знаете…
– Он что, нерусский? – Маштаков помог ей вопросом.
– Да нет, вроде русский. Но вот знаете, так говорят русские, которые из Узбекистана приезжают, из Азербажана…
Правильно выговорить название бывшей союзной республики не удавалось даже последним руководителям страны.
– Понял. – Маштаков сделал короткую пометку в блокноте.
Он поискал взглядом телефон внутренней связи, без диска на корпусе. Обнаружил его на задвинутой в угол тумбочке, в компании с электрочайником, чашками, стеклянной банкой с сахарным песком.
Дежурная часть отозвалась почти сразу.
– Владимир Николаевич? Маштаков на проводах. Ты эксперта не загнал еще никуда?
– В район собирается на кражу из дома-дачи. А чего?
– Надо сначала по Деду Морозу осмотр провести. Во дворе на Абельмана.
– А чего там реально состав усматривается? Я думал, ты разрулишь. – Дежурный Медведев работал давно, службу знал.
– Нравится мне твоя принципиальность, Владимир Николаевич. Вы штампуете всё подряд, а розыск разруливать должен. Сейчас спустимся, готовь транспорт и эксперта.
Лет пять назад подобное заявление ни за что сразу не зарегистрировали бы в книгу учета сообщений о происшествиях. Женщину отдали бы оперу, который, заведя с ней обстоятельный разговор, объяснил бы, сколько личного времени она убьет на хождения по милициям и прокуратурам безо всякой гарантии, что злодея найдут. Оперативник констатировал бы с сочувствием, что, слава Богу, ничего страшного не произошло, главное, что она жива и здорова, а ссадина на шее заживёт быстро. Суть ее объяснений откорректировали бы, изъяв упоминание о сексуальном насилии. Остались бы словесная, заведомо недоказуемая угроза убийством и побои. Материал не стали бы даже направлять в прокуратуру, отказник слепил бы опер с «Северной» зоны.
Но теперь все заявки регистрировались немедленно, за проволочку наказывали строго, грозили даже, что будут увольнять за подобное.
Если бы еще начальство перестало требовать высокий процент раскрываемости! И если бы у розыска хватало сил, чтобы работать по всем преступлениям!
– Мне Марина Сергеевна велела сначала опросить женщину, – дознавательница была не в восторге оттого, что оперативник распоряжался в её кабинете.