Эффект проникновения

– Возможно, – произнес он тоном фокусника, собирающегося извлечь кролика из шляпы, – то, что вы увидите сейчас, и не так впечатляет, как целый новый мир, и даже не один. Но для человечества – точнее, той его части, которой это открытие станет доступно, – оно не менее важно, а может быть, и более.

Выдвинув ящик, Ратомский достал оттуда длинный нож с тяжелым лезвием (кажется, припомнил Мальцен, такие ножи называются «боло»). Левую ладонь Геннадий Андреевич распластал на столе, стиснул рукоятку ножа в правой руке и с размаху пригвоздил ладонь к столешнице. Хлынула кровь. Мальцев испуганно вскочил, опрокинув рюмку:

– Что вы делаете?!

Ратомский выдернул нож, отложил его в сторону и протянул к Мальцеву насквозь пронзенную руку. Олег отпрянул, почти не сомневаясь, что собеседник внезапно спятил. Э, да не сам ли Ратомский недавно говорил о высоком проценте психических расстройств в Фоксхоле?

Ужасная рана зарастала на глазах. Не прошло и минуты, как на ладони Ратомского остался лишь свежий шрам. Геннадий Андреевич продемонстрировал Мальцеву и тыльную сторону ладони. То же самое. Сквозная рана исчезла.

– Молниеносная регенерация, – выдавил Мальцев в полнейшем изумлении. – Бог мой… Как вы этого добиваетесь?

Носовым платком Ратомский стер кровь со стола, бросил платок в корзину для бумаг, скрылся в туалетной комнате, где вымыл руки, вернулся и вновь уселся в кресло.

– Оцените, – буркнул он почему-то обиженно, словно Мальцев отнесся к его подвигу с пренебрежением. – Жуткая боль ради эффектной демонстрации. Ведь больно-то мне так же, как и самому обычному смертному человеку…

– Смертному? А вы что же, бессмертны?

– По-видимому, практически да.

Мальцев едва не фыркнул недоверчиво, но впечатление от увиденного было столь сильным, что удержало его от любых проявлений скептицизма.

– Но как? – только и смог вымолвить он.

– В общих чертах охотно расскажу, – ответил Ратомский, с кислой гримасой ощупывая шрам, – а вот ноу-хау – это самый охраняемый секрет Фоксхола… Бессмертие – это не шутка, Олег. Из вечных искушений человечества это, пожалуй, наиболее манящее. По-моему, доктор Фауст погиб как раз во время одного из опытов по созданию эликсира бессмертия…

– А вам, значит, удалось…

– Нам удалось, – кивнул Ратомский. – Мы называем этот препарат виталином – одновременно от латинского «вита», «жизнь», и в честь Владимира Витальева, разработавшего теорию и начавшего практические эксперименты.

– И что представляет собой виталин?

– Бесцветную жидкость, – усмехнулся Геннадий Андреевич. – А если кроме шуток… Вы слышали когда-нибудь о карбине?

– Где-то читал. Вещество с идеальной биосовместимостью, материал для изготовления киборгов. Если не ошибаюсь, возня с карбином происходила в Москве еще в начале семидесятых. Из этой затеи так ничего и не вышло.

– Правильно. А Владимир Витальев, которого считали пропавшим без вести, оказался в Фоксхоле и продолжил работу здесь. О, мы не жалели средств и ресурсов! Вскоре был создан прототип будущего эликсира бессмертия – реакарбизон. Витальев применял низкотемпературный плазменный синтез и добивался воспроизводства в организме вещества, подобного карбину. Реакарбизон в несколько раз ускорял процесс регенерации поврежденных тканей, но он не был еще настоящим виталином. Ведь мало одной регенерации, надо было выключить в организме программу старения и смерти, так называемый апоптоз.

– И Витальев сумел достичь этого?

– Увы, нет. Великого ученого постигла судьба Фауста в борьбе за бессмертие. Он испытал на себе недоработанный препарат и умер. Но его смерть не была напрасной, она помогла его ученикам обнаружить ошибку и довести работу до конца. Я не биолог, а физик, как и вы, поэтому объясню на пальцах. Внутри человеческой клетки имеются сорок шесть хромосом, которые обволакивает молекулярная структура теломераз. Этот фермент выполняет ту же функцию, что и наконечники на ботиночных шнурках, – он не позволяет концам хромосом махриться. Каждый раз, когда клетка делится, наконечник становится короче. В молодых клетках теломераза достаточно, и наконечники восстанавливаются быстро. Но в стареющем организме, где включена программа апоптоза, теломераз практически отсутствует. Наконечники исчезают, хромосомы перепутываются, клетки перестают делиться… Человек умирает.

Итак, перед учениками Витальева стояла задача: победить апоптоз и найти способ клонирования гена теломераза – в технологии такого клонирования и допустил роковой просчет сам учитель. Принцип был верен, но все дело в кажущихся мелкими деталях… Два года потребовалось, чтобы сделать революционный шаг от реакарбизона к виталину. Но теперь мы имеем препарат, который не только уберегает человека от гибели в результате серьезного ранения, но и отодвигает на неограниченный, по-видимому, срок старость и то, что называлось естественной смертью.

– По-видимому?