Зазвучали вступительные аккорды «Непрощенного». Сретенский даже не пытался скрыть крайнего разочарования, хотя и прежде не очень-то верил в волшебное возвращение.
— Фоксхол, — произнес он с потемневшим лицом. — Образ врага… Ну что же, если им хочется образа врага, они сейчас его увидят.
— Что вы задумали? — всполошилась Аня.
— Ничего особенного… Хочу немного прочистить мозги населению этого сонного царства НКВД.
Как ни старалась Аня удержать разъяренного Сретенского, он распахнул дверь и ворвался в студию. Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним.
В полутемном помещении без окон подмигивали индикаторы электронной аппаратуры, вращались бобины магнитофонов, подпрыгивали зеленые лесенки указателей уровня звука на дисплее проигрывателя компакт-дисков. Трое сотрудников радиостанции одновременно уставились на Сретенского и Аню.
— Вырубай музыку к чертовой матери, — заорал Сретенский, размахивая пистолетом. — Давай эфир!
Вид оружия подействовал. Сидевший справа молодой человек молча развернулся к пульту, выключил «Металлику» и нажал какие-то кнопки.
— Вы в эфире, — пролепетал он и ткнул пальцем в микрофон. — Говорить нужно сюда.
— Отойдите к стене, — скомандовал Андрей Иванович. — Вон к той, чтобы я вас видел!
После того как приказ был выполнен, Сретенский сел в кресло и притянул микрофон к себе. В горле у него мгновенно пересохло, и он заговорил хрипло, как капитан пиратского брига:
— Граждане Фоксхола… Или Российской Федерации, или Советского Союза! Как бы это ни называлось, вас обманывают. «Голос Америки» находится не за океаном, а в двух шагах от вас и является частью злостного надувательства, как и война, которой никогда не было. Ваши руководители сеют ненависть к несуществующему врагу, потому что так вами легче управлять. На самом деле окружающий вас мир выглядит совсем иначе…
За спиной Сретенского загрохотали шаги. Андрей Иванович обернулся. В студию входили вооруженные парни в униформе НКВД.
— Бросьте пистолет, — не приказал, а как-то мягко посоветовал крепко сложенный блондин в гражданской одежде, манеры которого выдавали в нем старшего.
Сретенский глубоко вздохнул. Его пистолет полетел под ноги блондина. Тот подобрал оружие, передал одному из своей команды.
— Я с большим интересом выслушал начало вашей речи, Андрей Иванович, — сказал блондин с легчайшей иронией. — Собственно, вы могли бы продолжать, ведь передачи у нас лишь записываются на магнитофон, а в эфир идут позже… Надо отдать вам должное, вы довольно быстро разобрались в ситуации… Но вот выводы сделали неверные.
— Как бы не так, — буркнул Сретенский.
— Да нет, вы все правильно оценили, но поставили не на ту лошадь. Почему-то вы решили, что вам с нами не по пути. Очень преждевременный вывод… Идемте, Андрей Иванович, и вы, Аня. Вы узнаете еще много удивительных вещей и, надеюсь, измените свое мнение.
Вид коротких автоматов в руках персонажей в униформе говорил красноречивее слов. Сретенскому оставалось только подняться из кресла, успокаивающе приобнять Аню и выйти из студии под прицелом четырех стволов.
15
Гордеев и Лаухина с разными чувствами наблюдали по монитору за беседой Ратомского с Мальцевым. Старая проститутка не вслушивалась в диалог, содержание которого было ей абсолютно безразлично. Украдкой от Гордеева она плотоядно облизывалась, прикидывая, как бы затащить Мальцева в постель. Только так, чтобы не узнал вездесущий Гордеев… Ведь он, как ни крути, — единственный источник ее власти и влияния, без него она полный ноль. Да ладно, не впервой…
Михаил Яковлевич, напротив, слушал очень внимательно, придирчиво оценивая реакцию Олега на каждое слово Ратомского. Затея Зорина с самого начала не пришлась ему по душе, и сейчас он по-прежнему не находил веских доводов в ее поддержку. Да и вообще, этот Зорин… Романтик и авантюрист. Слишком много власти и слишком мало ответственности. Пора бы серьезно подумать, как избавиться от него. Но надо действовать очень осторожно, семь раз отмерить… Зорин не пешка, такого запросто с доски не смахнешь.
Прогудел сигнал интеркома. Михаил Яковлевич вытянул руку и коснулся холеным пальцем пластмассовой кнопки:
— Слушаю, Гордеев.
— Прорыв восьмой мембраны, — задребезжал голос в динамике. — Вы приедете?
— Тьфу, черт… Конечно, приеду.
Он отключил связь и встал.
— Что случилось, милый? — проворковала министр культуры, не отрывая взгляда от экрана.
— Восьмая мембрана… Самая беспокойная. — Он покосился на монитор. — Ты досматривай, если хочешь, а я потом посмотрю запись.
— Ой, — капризно протянула Лаухина, — не пора ли взорвать все эти мембраны к свиньям собачьим?
Гордеев раздраженно передернул плечами:
— Если бы это было так просто…
Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Внизу у подъезда его ждал обтекаемый бронированный автомобиль, похожий на инкассаторскую машину. Гордеев сел впереди, рядом с водителем. Двигатель взвыл, и маленький броневик катапультировался с места.
— Воронин выехал? — бросил Гордеев через плечо.
— Уже там, — ответили ему сзади.
— Как обстановка?
— Хуже не придумаешь. Кажется, что-то новенькое.