Больницы относятся к тем заведениям, по которым в любое время дня и ночи бродят по-разному одетые люди, и никто не обращает на них внимания. Или я убеждаю себя в этом. Прохожу через отделение неотложной помощи. Оно заполнено людьми с такими мелкими неприятностями, как поломанные руки, ножевые ранения и приступы аппендицита; для них это, может быть, и не мелочи. Но куда страшнее то, чего я насмотрелась в последнее время. Здесь очень много пациентов и очень мало спешащего к ним персонала; идеальное место для того, чтобы остаться незамеченной.
В углу приемного покоя телевизор; передают новости. Тороплюсь уйти, испугавшись, что появится моя фотография. Но сейчас сообщают последние известия об изменениях в зонах карантина.
Пациенты и медработники забывают обо всех своих делах — они, не отрываясь, смотрят на экран, чтобы узнать, не приближается ли граница зоны сюда.
Я тоже не могу удержаться, останавливаюсь и смотрю.
Проезд закрыт — и это на пути в Авимор? Река, которую мы форсировали после бегства из Киллина, больше не является границей зоны и даже рядом с ней не находится. Вот она, новая граница: заградительные кордоны расползаются, удаляясь от Абердина и Эдинбурга тоже; они уже в Англии и даже дальше.
Мелкие очаги заболеваний разбросаны по всей Европе, по Северной и Южной Америке, Азии и Африке. Только Австралия и Новая Зеландия пока еще полностью свободны от них.
Когда люди вокруг начинают приглушенно обсуждать новости, я прихожу в себя, вспоминаю, что хотела сделать.
И выскальзываю за дверь, в ночь.
10
КЕЛЛИ
Кай меряет камеру шагами.
На скулах играют желваки, руки напряжены, пальцы сжаты в кулаки. И я ничем не могу ему помочь.
Все так перепуталось. Я не знала, оставаться с Шэй или уезжать с Каем, и не могла посоветоваться, потому что Шэй была без сознания, а Кай меня не слышит.
В коридоре раздаются шаги, и Кай снова подходит к двери.
— Пожалуйста, кто-нибудь, скажите, все ли в порядке с Шэй? — кричит он.
Никто не отвечает.
Он бьет в стену кулаком и стоит, схватившись за ушибленную руку, потом качает головой и садится.
— Келли, ты здесь? — шепчет он.
— Оставь меня. Найди Шэй; помоги ей выбраться. И скажи ей: пусть идет дальше. Пусть бережет себя и делает, что нужно. Со мной все будет нормально.
— Не спорь, просто сделай так.
Я потрясена. Неужели он слышит меня? Нет, просто догадывается, что я могла ответить.
Он снова начинает ходить по камере. Кто-то идет по коридору, на этот раз останавливается у нашей двери. Открывается окошко.
Это полицейский, который привез Кая и вызывал «Скорую помощь» для Шэй.
— У нее тяжелое сотрясение мозга, но все должно быть хорошо. Врачи сказали, что им придется оставить ее в больнице по крайней мере до послезавтра, возможно, дольше. Понятно? Так что давай поспи. Я сделал все, что мог.
— Спасибо, что дали знать.
— Понимаю, что ты чувствуешь, хотя с девушкой ты ошибся.
Кай ощетинивается.
— Я в том смысле, что она убийца, или так про нее говорят, а ты был с ней и пособничал.
— Это неправда. Она невиновна.
— Я такое много раз слышал, — говорит полицейский, но от двери не уходит. Интересно почему?
Кай об этом тоже задумывается.
— Что там происходит?
— Будь я проклят, если знаю. Военные приказали составить тебе компанию, так что я тяну вторую смену. Они едут забрать вас обоих.
— Разве этим не полиция должна заниматься? Не отдавайте нас им.
— Расследовать должна была полиция. Но мне приказано подчиняться им и выполнять все, что они скажут. — Похоже, ему самому это не нравится.
— Послушайте, если вы передадите им Шэй, они убьют ее. Они уже пытались; это военные застрелили того парня. Он бросился под пулю, когда они стреляли в Шэй.
— И зачем им это надо?
Кай медлит.
— Это и для нас самих загадка. Но она выжила после абердинского гриппа, и это как-то связано с происходящим вокруг нее.
У полицейского глаза лезут на лоб.
— До меня доходили слухи о выживших, но… — Он пожимает плечами.
— Какие, например?
— Так, всякие. Не хочу повторять.
— Я могу поговорить с адвокатом?
— Извини. Похоже, мы теперь и гражданские права нарушаем. — В его голосе слышен сарказм. Закрыв окошечко в двери, полицейский поворачивается и уходит. — Постарайся поспать, парень, — еще раз говорит он напоследок.
Я в нерешительности.
В конце коридора он отпирает дверь и заходит в кабинет. Бросает ключ на стол, выдвигает нижний ящик и достает бутылочку виски. Смотрит на нее, открывает и делает глоток.
Кривится, кладет бутылку на место, в нижний ящик.
Звонит телефон; он вздрагивает и смотрит на часы. Уже почти полночь.
Он берет трубку.
— Что? Погодите минуточку… Но… Понял.
Полицейский кладет трубку, трет глаза. Рука его тянется к телефону и зависает в нерешительности над аппаратом. В конце концов он снимает трубку, набирает номер.
Он ждет и ждет, потом сбрасывает вызов и набирает другой номер.