Эффект Ребиндера

Конечно, в лагере крутились романы. Особенно старались девчонки – толкались, шушукались, сплетничали. Ребята перед сном травили неприличные анекдоты, дружно ржали и подмигивали. Все с нетерпением ждали вечера и танцев, где разрешалось топтаться в обнимку под присмотром вожатых. Володя, ухмыляясь и отчаянно завидуя в душе, передавал записки в обе стороны и стоял на атасе, когда самые наглые шутники ночью мазали спящих девчонок зубной пастой. Ходили слухи и про более серьезные вещи. Однажды Володя своими глазами увидел Серегу Громова, вылезающего ночью из окна пионервожатой Люси. Он потом несколько ночей не спал, крутился лицом в подушку, завидуя и боясь представить, что именно происходило в комнате у Люси. И все острее чувствовал – вот оно, приближается, еще немного – и наступит его очередь!

Ее звали Мила. Какое-то дурацкое кошачье имя, если задуматься, но от него перехватывало в горле и хотелось повторять шепотом: «Мила, Мила…».

Мила появилась в девятом классе вместе с целой группой новеньких из недавно построенного по соседству высокого кирпичного дома. Дом сразу окрестили «военным», в подъезде у них круглосуточно дежурила строгая тетка, говорили, там центральный мусоропровод и вообще нет коммунальных квартир, но Володя особенно не задумывался, какая разница!

У нее были красные лыжи. У всех простые некрашеные или на худой конец черные, а у нее почему-то красные. Зимой на физкультуру отводили последние два урока, поэтому с утра лыжи ставили в дальний угол между стеной и последней партой. Входя в класс, Володя первым делом смотрел в знакомый угол, находил красные полоски ее лыж и потом, тихо переводя дыхание, поворачивал голову. Вторая парта, левый ряд. Мила сидела у прохода, и это место тянуло как магнит, все время приходилось следить за собой, чтобы вовремя отвести взгляд и не сделаться всеобщим посмешищем.

Разумеется, у них бывали школьные вечера и танцы, похожие на танцы в лагере, но почему-то пропала прежняя веселость и легкость. Володя или стоял в стороне, или уходил курить в туалет, где такие же бедолаги дымили, оглядываясь на дверь. Во-первых, он не умел танцевать. Какая-то чертовщина! Ведь всегда легко бегал и прыгал, спокойно мог пройти по узкой доске, а тут руки и ноги деревенели, не поддаваясь ритму музыки. Ладно бы пресловутый медленный танец, знакомый по лагерю, но в школе как раз начались игры в демократию, и на вечерах разрешили включать твист и даже подобие шейка. Крутиться на одной ноге и при этом управлять руками Володя категорически не успевал, сколько ни старался. Только людей смешить!

А во-вторых… А во-вторых, их классная руководительница, известная сплетница и ханжа Алевтина Михайловна, обязательно восседала в центре зала, натужно улыбаясь и посматривая на часы. Под ее взглядом танцевать и обниматься с кем-то из девчонок (пусть и не с Милой) казалось так же глупо и нелепо, как явиться в трусах на урок математики.

Да разве дело только в танцах! Она вообще его не замечала. Нарядная умненькая девочка, заграничные лыжи, велосипед, вишневый кожаный портфель. Нигде такие портфели не продавались! И он – почти двухметровая жердь с рукавами до локтей, с длинными тощими ногами, торчащими из коротких штанов, как ходули. Мама поспешно наращивала одежду, пришивала к брюкам и куртке позорные манжеты. Конечно, ни ей, ни тем более отцу в голову не приходило напрасно тратить деньги и покупать новую школьную форму в середине учебного года.

По вечерам Володя слонялся вокруг военного дома, желая и не желая ее встретить, в любом случае получался идиотизм. Из всех окон раздавалась модная мелодия, что-то иностранное, полное надежд и обещаний. Интересно, какой дурак-романтик на телевидении придумал передавать под эту музыку прогноз погоды? Каждый вечер родители и соседи бросали дела и устремлялись к волшебному чужому празднику, завороженно глядели на заставки с видами природы – моросящий дождь на просторной площади, плывущие облака, ветки сирени. Будто знание погоды имело огромное значение, будто все они немедленно собирались путешествовать, куда-то лететь или плыть под чудесную французскую песню, которая к тому же называлась «Манчестер – Ливерпуль»! Правда, название Володя узнал гораздо позже, набрел в магазине «Мелодия» на пластинку с записью. Там даже были слова на русском языке, что-то жутко лирическое типа «не забывай, прости, вернись». Все тот же обман! Французская музыка среди коммунальных кастрюль и стирок, отчаянный хулиганский шейк в школьном зале с бюстом Ленина, он сам, тощий футболист, торчащий в темноте у чужого недоступного дома.

Сестра к тому времени исчезла совершенно. Она очень долго ни с кем не заводила романов, по крайней мере, так Володя думал, не удивляясь и не огорчаясь. Даже ее вечная подружка Таня куда-то подевалась. Считалось, что Оля все вечера проводит в библиотеке, отец гордился ее серьезностью, а мама сокрушалась и, по своему обыкновению, тихо крестилась. Летом Ольга уходила в долгие байдарочные походы с такими же великовозрастными некрасивыми девицами в клетчатых ковбойках.