Но у этой медали есть и оборотная сторона. Несмотря на отменную теоретическую подготовку и боевой опыт, Черчилль никогда не командовал подразделениями больше батальона. Как верно заметил профессор Дэвид Рейнольдс: «Уинстон знал, что такое битва. Другое дело современная война – крупномасштабная, мобильная, с поглощающими огромные ресурсы операциями, с развертыванием сложных формирований и применением разных родов войск» [128] .
В полномасштабных военных операциях с одновременным использованием артиллерии, пехоты, бронетанковых войск и тактической авиации Черчилль никогда не участвовал. Для него война – это в первую очередь столкновение личностей, характеров, настроя и решимости. В 1916 году, сидя в окопах Первой мировой во Фландрии, он писал свое супруге Клементине:
«Война – это действие, энергия и риск» [129] .
Своего отношения к войне он не изменил и спустя тридцать с лишним лет. По его же собственному признанию, сделанному в июле 1948 года, «воевать – это значит бороться, грызть и рвать. И только так более слабый может выцарапать себе победу. А маневры – это лишь украшения, приемлемые, только когда они заканчиваются успехом. Борьба и сражение – вот ключ к победе!» [130] .
Нельзя принижать и значение личного фактора. По словам директора французского Института современной истории Франсуа Бедариды, «по мере открытия американских и британских архивов цвета палитры в портрете Черчилля заметно изменились и разнообразились. Изображение эпического героя в радужных тонах уступило место более контрастной, светотеневой картине, гораздо больше соответствовавшей исторической реальности. Тогда стало ясно, что Черчилль, несмотря на его величайшие заслуги, был человеком с большими недостатками. В силу своей импульсивности он нередко принимал неверные решения, наспех составлял планы и химерические прожекты. Черчилль был порывистым человеком, одержимым навязчивыми идеями» [131] .
Близкий соратник Черчилля Энтони Иден, впоследствии сменивший его и на посту лидера партии и на посту премьер-министра, жаловался своему секретарю Оливеру Харви:
«Уинстон замечательно одарен для национального лидера, но его влияние губительно, едва речь заходит о составлении планов» [132] .
А президент США Франклин Д. Рузвельт, характеризуя британского премьера, говорил:
«У Уинстона в голове за день рождается сотня идей, из которых лишь три или четыре действительно стоящие».
При этом злые языки добавляли: «К сожалению, он сам не знает какие именно!» [133] .
Методы Черчилля вызывали удивление и у профессиональных штабистов. Начальник имперского Генерального штаба фельдмаршал Алан Брук вспоминает такой эпизод:
«Во время планирования атаки на Суматру Уинстон неожиданно сказал нам, что он обнаружил новый остров к северо-западу от Суматры, остров Сималур. По его мнению, захват этого острова отвечает нашим требованиям не меньше, чем захват верхней части Суматры, но требует меньше ресурсов. Однако, проконсультировавшись с Порталом [134] , Черчилль обнаружил, что военно-воздушные силы не смогут закрепиться на острове. Затем Уинстон обратился к Каннингхему [135] . По его мнению, в связи с господством японского флота в районе Сингапура захват Сималура закончится для флота Его Величества самым настоящим фиаско. Слушая эти обсуждения, я думал, где я оказался? Что это – Страна Чудес с Алисой или обычный сумасшедший дом» [136] .
И тем не менее, несмотря на все эти критические отзывы, каждый подопечный Черчилля считал работу с ним за честь. Адмирал Эндрю Каннингхем следующим образом отзывался о британском премьере:
«Мы не всегда сходились во взглядах и время от времени между нами возникали разногласия и споры. Но никогда ни на одно мгновение меня не покидало глубочайшее восхищение и уважение этим выдающимся, бесстрашным англичанином, который благодаря своей энергии, упорству и исключительной силе характера вел Британию и ее народ через самые жуткие опасности, с которыми она когда-либо сталкивалась» [137] .
После очередного препирательства с Черчиллем Алан Брук записал в своем дневнике:
«Премьер-министр порой невыносим и повергает в отчаяние. Но его величайшие достоинства заставляют забывать о его недостатках. Он суров в делах, нет такого человека, с которым было бы труднее работать. Однако, как бы тяжело мне ни приходилось, я ни за что не отказался бы от чести служить ему».
Или:
«Я спрашиваю себя, смогут ли в будущем историки верно охарактеризовать Уинстона? Он человек незаурядный, в нем самые чудесные качества и нечеловеческая одаренность удивительным образом сочетаются с безудержной порывистостью, которая может привести к самым страшным катастрофам. Решительно, изо всех, с кем я когда-либо встречался, Черчилль – самый трудный в работе человек, но ни за что на свете я не упустил бы случая с ним поработать» [138] [139] .
В какие бы крайности ни впадал британский премьер, в большинстве случаев ему хватало здравого смысла найти правильный путь.