Не считая Черчилля, военный кабинет состоял из четырех членов — лидера Лейбористской партии Клемента Эттли, его заместителя Артура Гринвуда, лидера Консервативной партии Невилла Чемберлена и министра иностранных дел, а также второго после Черчилля возможного кандидата на пост премьер-министра Эдварда Галифакса.
Кроме того, Черчилль приглашал на заседания лидера либералов, министра военно-воздушных сил Арчибальда Синклера. Делал он это не случайно. Среди всех перечисленных выше политиков Синклер был самым лояльным по отношению к нашему герою. Отчасти это объяснялось его политическими взглядами, отчасти дружескими отношениями, которые сложились у него с британским премьером. Чего стоит хотя бы тот факт, что в 1916 году майор Синклер служил под началом полковника Черчилля в окопах Первой мировой.
С лидерами лейбористов все обстояло несколько сложнее. Однако вряд ли их отношения с главой кабинета можно было назвать проблемными. Несмотря на межпартийные разногласия, Эттли и Гринвуд не собирались выступать против политики сопротивления, так настойчиво и горячо отстаиваемой Черчиллем. На тот момент они готовы были исполнить роль ведомых.
Главными оппозиционерами Черчилля стали члены его собственной партии — Галифакс и Чемберлен. В историографии сложилось мнение, что в те напряженные майские дни Галифакс был сторонником заключения сепаратного мира с Гитлером и испытывал пораженческие настроения. Это верно, но только отчасти. Для правильного понимания сложившейся ситуации нельзя использовать палитру из двух красок — черной и белой. Галифакс действительно выступал за сделку с Германией. Но при этом он не готов был продать свою страну, как французские коллаборационисты или норвежец Видкун Квислинг. По сути, Галифакс добивался сохранения целостности и независимости Британии, той самой Британии, которую он любил как землевладелец Йоркшира и как политик, отдавший жизнь служению своей стране. Он ходил по тонкой и часто неуловимой грани между реализмом и пессимизмом, убеждая себя и других в невозможности дальнейшего противостояния. По мнению Галифакса, конец мая был последним моментом, когда Великобритания еще могла выторговать для себя достойные условия.
Если с позицией Галифакса все было более или менее ясно, то Невилл Чемберлен представлял собой темную лошадку, и именно от его взглядов зависело будущее коалиции. Если бы Чемберлен объединился с Галифаксом, кабинет раскололся пополам, а если бы эти два джентльмена подали в отставку, Черчилль лишился бы поддержки влиятельного консервативного крыла и тогда его дальнейшее пребывание на посту премьер-министра оказалось бы под большим вопросом[288]
.Прежде чем перейти к дальнейшему описанию, попытаемся разобраться, а насколько Черчилль сам был уверен в верности своей позиции: бороться до конца. 10 мая в беседе со своим телохранителем Вальтером Томпсоном на вопрос, испытывает ли он какие-либо сомнения, Черчилль ответил:
«Только одному Богу известно, насколько они велики. Я надеюсь, что еще не слишком поздно. Единственное, что нам остается, — это проявить все, на что мы способны»[289]
.Не стоит забывать, что данное заявление, как, впрочем, и приведенное в предыдущих главах выступление от 13 мая о «победе любой ценой», относилось к периоду, когда у Великобритании на континенте был полноценный союзник — Франция. Спустя несколько недель ситуация кардинально изменилась. Франция была на грани капитуляции, а Великобритании пришлось один на один сражаться с поглотившей несколько стран нацистской машиной.
Как ни странно, но Черчилль действительно был готов идти до конца. Хотя это нисколько не прибавляло ему оптимизма. Скорее даже наоборот. 4 июня он написал бывшему премьер-министру Стэнли Болдуину:
«Мы сейчас живем в очень трудные времена, и я ожидаю, что дальше будет только хуже. Тем не менее я полностью уверен — светлые дни придут! Вот только доживем ли мы до них, в этом я уже сомневаюсь»[290]
.12 июня 1940 года, после неудачной конференции с французским правительством, Черчилль скажет генералу Исмею:
— Мы сражаемся в одиночку.
— Мы выиграем Битву за Британию! — попытается поддержать его Гастингс.
Черчилль посмотрит на Исмея усталым взглядом и добавит:
— Мы-то с вами умрем через три месяца.