Я встал из-за стола, оставив закусившего от усердия нижнюю губу восьмиклассника над распечаткой теста на самооценку. Со дня разговора со Штырем прошло более трех месяцев. За окном уже практически растаял снег — вот-вот и долгую и темную зиму из нашего притихшего маленького городка выдует прочь апрельскими ветрами. Я поморщился, почему-то вспомнив, как Вовка вывел меня за пределы участка и, к моему ужасу, передал прямо в руки едва не теряющей сознание матери. То был странный момент — я вдруг почувствовал, что успокоился. Страшный стыд, который я испытал, выйдя «на волю» и обняв заплаканную маму, надолго выбил из моей головы мысли о расследовании и я почти смирился с фактом, что могу никогда не узнать, кто убил Лешу Литвиненко. Я провел рукой по волосам и слегка сощурился, чтобы слепяще-яркие солнечные блики от жестяного подоконника застряли в ресницах и не кололи так беспощадно глаза. Странно, но сейчас мне было даже лень вспоминать об этом страшном, но так и не рассекреченном до конца происшествии, тем более, что ни одной новой зацепки за все это время так и не появилось. Возможно, Вика была права. «От той правды, наверное, никому уже не станет легче». Вика…
Конечно, каникулы вдали от дома пошли ей на пользу. Вернувшись, она передумала уходить в другую школу, и с тех пор между нами установился прочный нейтралитет. Я старался не попадаться в ее поле зрения, она — избегала моего общества так же старательно, будто мираж исчезая, испаряясь с моего пути. Мы не смотрели друг другу в глаза, не говорили и не спорили. Мы просто в одно мгновение притворились незнакомыми людьми. Кто знает, возможно, нам и следовало бы оставаться такими всегда… По крайней мере, мне стало значительно легче — казалось, еще пару месяцев, и я вовсе не вспомню, как она выглядит. Да и другой позитивный эффект был на лицо: видя, что мы практически не контактируем, школьная общественность постепенно потеряла интерес к нашему «анонсированному» роману, и разговоры, шуточки и перемигивания в моем присутствии прекратились.
— А че это — «Со стойким настроением»?
Я обернулся, встретив не особо осмысленный взгляд моего очередного трудного подопечного.
— Ну, это значит, что у тебя всегда приблизительно одинаковое настроение. То есть, не бывает такого, что ты утром ржешь, как конь, а вечером начинаешь плакать или крушить все, что видишь, ни с того, ни с сего.
Он почесал колпачком ручки за ухом и хмыкнул:
— Ну, а че… в репу дать могу кому-то просто так… и без разницы, какое настроение.
— Тогда подумай, отмечать или нет.
Я вздохнул и вернулся к созерцанию школьного двора. В моей жизни в последнее время стало все настолько спокойно и хорошо, что как раз теперь хотелось выть на луну. Я с нетерпением ждал окончания года, лелея и методично взращивая уверенность покончить со своей школьной деятельностью раз и навсегда. Хватит. Наигрался. Летом найду какую-нибудь работку в областном центре, перееду и забуду все это как дурной сон. Так решится моя тысяча и один вопрос — я забуду о Вике, избавлюсь от постоянной тревоги о каком-нибудь очередном ученике и вычеркну из жизни все свое идиотское, ничем не завершившееся расследование…
Как только на моем лице заиграла расслабленная, довольная улыбка, я заметил, что внутренний двор уже давно наполнился людьми. На перилах восседали несколько представителей 11-Б, лениво перебрасываясь привычными колкими репликами и ухмыляясь, и я, только приблизившись к окну, узрел нечто, что заставило в ту же секунду вздрогнуть от удушающей вспышки гнева. На тонких железных полосках перилец, чуть покачиваясь, с трудом держался Никита Кравченко. В своей шарообразной дутой куртке он напоминал огромного толстого кота, взгромоздившегося на тонкую веточку в надежде поохотиться на воробьев. Так он балансировал еще несколько секунд, а потом одним движением притянул к себе стоявшую рядом девушку. Они одновременно весело засмеялись и он обнял ее за шею, наконец отыскав ту самую точку опоры, которая позволила ему сидеть, не опасаясь свалиться куда-то за крыльцо. Она продолжала болтать с другими девчонками, иногда поигрывая с его рукой, и так поворачивала голову, отвечая ему, что их щеки практически соприкасались. Все это вовсе не походило на обычное, да и на самое отдаленное дружеское общение. Я прилип к окну, в надежде убедить самого себя, что эта девушка — вовсе не Вика Ольшанская.
— Я сейчас приду.
Восьмиклассник проводил меня до дверей озадаченным взглядом и вернулся к своим самооценочным спискам.
Идиот! Что за детский сад! Куда тебя несет?!
От моего кабинета до бокового выхода из школы, где и сидела эта милая парочка, всего каких-то сорок секунд ходьбы. Особенно, если слететь вниз по лестнице, едва не подвернув ногу на последней ступеньке…
О, Господи… Ну вот куда ты?! Ну что ты хочешь от нее?!