Эффи Брист

Когда процессия двинулась, Эффи пошла в сад, расположенный позади двора. Здесь в буковой аллее она хотела избавиться от тяжелого впечатления, произведенного всей этой сценой, лишенной жизни и любви. Эффи действительно отвлеклась, и ей пришла в голову мысль вместо однообразного блуждания по саду совершить более отдаленную прогулку. К тому же врач советовал больше движений на свежем воздухе -- это лучшее, что следует делать в ее положении. Иоганна, которая тоже была в саду, принесла ей накидку и шляпу. Приветливо распрощавшись, Эффи вышла из дому и направилась к лесу, через который тянулось шоссе и вдоль него узкий тротуар. Последний вел к дюнам и отелю, расположенному на берегу. По пути стояли скамейки, на которые Эффи часто присаживалась, потому что ей было тяжело идти, к тому же палило солнце. Она устроилась поудобнее и стала рассматривать экипажи и туалеты дам, проезжавших мимо. Это ее оживило. Развлекающие зрелища были ей необходимы, как воздух. Когда лесок остался позади, начался самый тяжелый отрезок пути -- песок и снова песок и нигде ни признака тени. К счастью, здесь лежали брусья и доски. По ним она прошла к прибрежному отелю, разгоряченная и усталая, но в бодром настроении. Там в этот час обедали, и кругом все было тихо и пустынно, что доставляло ей большое удовольствие. Она заказала себе стакан хереса, бутылку биллингской воды и посмотрела на море, которое переливалось в лучах яркого солнца, а у берега плескало мелкими волнами. "Там, за морем, лежит Борнхольм, а за ним -- Висби, о котором Янке рассказывал мне в детстве чудесные сказки. Висби нравился ему больше Любека и Вулленвебера*. А за Висби -- Стокгольм, где случилась стокгольмская резня *, а там -- большие проливы, Нордкап, полуночное солнце". Внезапно ее охватило желание увидеть все это. Но тут она снова вспомнила, что предстоит ей в ближайшее время, и испугалась. "Грех быть такой легкомысленной и уноситься мечтами вдаль, тогда как надобно думать о том, что так близко. Может быть, за этим последует возмездие, и мы оба умрем -- и ребенок, и я. А дроги и две кареты... Они остановятся тогда не у того дома, а у нашего... Нет, нет, я не хочу умирать здесь, не хочу, чтобы меня похоронили на местном кладбище. Я хочу в Гоген-Креммен. А Линдеквист, как он ни хорош... нет, Нимейер мне дороже. Он меня крестил и венчал, пусть Нимейер меня и схоронит...". -- И слеза капнула ей на руку. И она снова рассмеялась: "Я ведь еще живу, мне только семнадцать лет, а Нимейеру пятьдесят семь". Она услышала звон посуды в столовой, потом стук отодвигаемых стульев. Наверно, встают из-за стола. Эффи хотелось избежать всяких встреч. Она быстро поднялась со своего места, чтобы окольным путем вернуться в город. Эта дорога привела ее к кладбищу на дюнах. Ворота были открыты. Она вошла. Здесь все цвело, бабочки летали над могилами, а высоко в небе повисли несколько чаек. Было тихо и чудесно, она могла отдохнуть тут, возле могил. Но так как солнце с каждым мгновением припекало все сильнее, она пошла вверх по дорожке, затененной плакучими ивами и несколькими ясенями, печально склоненными у могил. Дойдя до конца этой дорожки, она увидела справа, немного поодаль от аллеи, свежий песчаный холмик с четырьмя или пятью венками, а около холмика скамью. На ней сидела та самая добродушная и крепко сбитая особа, которая шла рядом с хозяйкой за гробом вдовы регистратора. Эффи тотчас же-узнала ее и была тронута преданностью этой женщины (так по крайней мере ей показалось), та сидела под палящими лучами, а со времени похорон прошло около двух часов.

-- Жаркое место вы себе выбрали, -- проронила Эффи.-- Слишком жаркое. Здесь можно получить солнечный удар.

-- И хорошо бы.

-- То есть как?

-- Тогда меня не станет на свете.

-- Мне кажется, нельзя так говорить даже при несчастье, даже когда умирает кто-нибудь дорогой. Вы ее, наверно, очень любили?

-- Я? Ее? Избави боже!

-- Но ведь вы так грустны. В чем-то должна быть причина.

-- Есть и причина, госпожа.

-- Вы знаете меня?

-- Да! Вы супруга господина ландрата. Мы со старухой часто о вас говорили. Перед самым концом она уже не могла, ей не хватало воздуха, что-то давило ее внутри, вероятно, вода. Но пока силы не сдали, она тараторила без умолку. Настоящая была берлинка...

-- Славная женщина?