Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II

Но не выйти на финал против Льва Толстого — этого поступка (вернее, этого не-поступка) Хемингуэю никто бы не простил. Трус, сказали бы все. Эрнесто сам себе не простил бы трусости. Толстой был страшен. Зверь, кулаком его сбить нельзя, можно только задушить в женских объятиях. До этого Толстой выиграл бои у самого Вильяма Шекспира, у Жан-Жака Руссо и даже у Лоуренса Стерна. Великий Лев вышел па ринг в потертом крестьянском зипуне, по в хороших сапогах, походил но рингу, попробовал пружинистость деревянного настила, что-то ему не понравилось, ему вообще ничего не правилось. Он грязно выругался непроходимым русским матом. Он был растренирован, давно охладел к боксу, всех спортивных репортеров коротко посылал «nah…», ему все было до фени. Перед боем он выставил офирской федерации бокса единственное условие — драться без денежного приза. Деньги он ненавидит, сказал он. Федерация не понимала Великого Льва. Его никто не понимал. Он играл в бокс не по правилам, не брал денег. Толстой всем надоел, все болели за Эрнесто. Рефери на ринге готов был считать в его пользу. Секундантами Хемингуэя были Hertrouda Stein[66] и Scott Fitzgerald.[67] Хемингуэй видел толстое бледное лицо Гертруды в красном углу. Толстое старушечье лицо Гертруды Стайн то и дело сморкалось куда-то под ринг, зажимая ноздрю указательным пальцем, и утиралось хэмовским вафельным полотенцем. Рядом с ней Скотт Фицджеральд вовсю прикладывался к бутылке с виски.

— Хочешь глотнуть? — спросил Скотт, подставляя табуретку под Эрнесто в перерыве после первого раунда.

— Дурак — сказал Эрнесто.

Скотт Фицджеральд набрал в рот виски и выдул брызги в лицо Эрнесто.

— Страшно? — спросил Скотт.

— Ро houyam, — сказал Эриесто.

— Брешешь, — сказал Скотт.

— Немного боязно, — сказал Эрнесто.

— А мне за тебя очень страшно, — сказал Скотт.

— Да, очень страшно, — сказал Эрпесто. — Ну и несет же от тебя.

— А ты ложись, — сказала Гертруда, размазывая вафельным полотенцем капли виски по лицу Эрнесто. — Прямо падай на ринг и лежи до счета «десять».

— Так нельзя, — сказал Эрнесто.

— Нужен один удар, — сказал Скотт. — Чтобы сразу вызвать у читателя подсознательный сексуальный интерес к литературному произведению (нравственно оно или безнравственно), его название должно состоять из одного слова, как один сильный удар — «Библия», «Одиссея», «Гамлет», «Возмездие». Можно из двух — «Великий Гетсби», «Кама Сутра», «Прощай, оружие!», но это слабее. Три слова — перебор, но иногда возможны — «Война и мир», где союз «и» не вполне слово; или «Сто лет одиночества», где слово «сто» обозначает цифру. Названия, содержащие более трех слов, не поднимают сексуальной волны и не запоминаются читателю. Так говорил Фрейд в «Сексуальных технологиях 3-го порядка».

— Ты пьян, Скотт, — сказал Эрнесто.

— Начинать роман следует с какой-нибудь случайной фразы: «После того как медицинская комиссия признала его полным идиотом, Швейк ушел с военной службы и промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные».

— Ты пьяный скот, — сказал Эрнесто.