Эфиопика

– Чужестранец, с этим человеком придется тебе состязаться. Народ этого требует.

– Пусть исполнено будет его желание, – отвечал Теаген, – а какого рода это состязание?

– Борьба, – сказал Гидасп.

А Теаген на это:

– Но почему же не бой на мечах и во всеоружии, чтобы мне совершить великий подвиг, испытать великую опасность и этим поразить Хариклею, которая все еще до сих пор хранит молчание обо мне и в конце концов, видимо, отреклась от меня?

А Гидасп:

– Что ты хочешь сказать, когда приплетаешь имя Хариклеи, – ведомо только тебе одному. Бороться, а не на мечах биться тебе надо, потому что не дозволено видеть пролитие крови перед началом жертвоприношений.

Понял тогда Теаген, что Гидасп боится за него, как бы его не убили до начала жертвоприношения.

– Ты правильно поступаешь, – сказал он, – что сохраняешь меня для богов, которые позаботятся о нас.

С этими словами Теаген взял немного пыли, посыпал ее себе на спину и руки, еще орошенные потом после гонки за быком, стряхнул не приставшую пыль, с силой вытянул обе руки, оперся поустойчивее в землю ступнями ног, согнул ноги в коленях, закруглил плечи и спину, слегка наклонил шею, сжался всем телом и стоял так, с нетерпеньем ожидая схватки в борьбе.

А эфиоп, как увидел его, улыбнулся, оскалив зубы, и насмешливыми знаками как будто хотел унизить своего противника. Потом вдруг, словно бревном, поразил рукою шею Теагена, так что гул пошел от этого удара, а сам снова принял надменный вид и пренебрежительно засмеялся.

Теаген, как человек с детства знакомый с упражнениями и маслом гимнасиев[162] и прошедший Гермесово искусство состязаний, решил сперва уступать, чтобы выяснить противопоставленную ему мощь, не бросаться сразу на такую чудовищную и дико разъяренную громаду, но уменьем перехитрить неуклюжую силу. Поэтому, хотя он был слегка только сбит с того места, где стоял, он сделал вид, будто страдает сильнее, чем это было, и, выставив другую часть шеи, подставил ее под удар. Когда эфиоп снова ударил, Теаген притворился, будто сломлен ударом, и едва не упал ничком.

Эфиоп, проникшийся презрением к нему и осмелевший, неосторожно бросился в третий раз и, снова подняв руку, готовился с силой опустить ее.

Теаген внезапно нагнулся и, отклонившись, избежал удара, а в то же время своей правой рукой вцепился в левую руку эфиопа и этим захватом дал сильный толчок противнику, которого и так уже повлек к земле удар, нанесенный его собственной рукой в пустоту. Теаген проскользнул у него под мышкой, прижался к его спине, с трудом опоясал руками толстый живот эфиопа, сильными и непрерывными ударами пяток ослабил лодыжки и суставы его ног и силою принудил упасть на колени. Затем обхватил его ногами и, направив ляжки ему в пах, выбил в сторону руки, опираясь на которые эфиоп поддерживал свою грудь, обвел узлом руки вокруг его висков, стал оттягивать его голову к спине и плечам и наконец заставил своего противника распластаться животом на земле.

Единый общий крик громче прежнего подняла при виде этого толпа. Сам царь не выдержал и соскочил со своего трона.

– Жестокая необходимость! – говорил он. – И такого-то человека принести в жертву предписывает закон!

Затем Гидасп обратился к Теагену.

– Юноша, – сказал он, – придется тебе потом быть увенчанным для принесения в жертву, как велит обычай. А пока увенчайся венком за славную, но бесполезную для тебя мимолетную победу. Хотя я не могу, несмотря на все желание, защитить тебя от назначенной тебе участи, однако все, что мне позволено, я сделаю для тебя. Если ты знаешь что-нибудь, что еще при жизни могло бы тебя порадовать, проси об этом.

С этими словами Гидасп возложил на Теагена золотой венок, украшенный драгоценными камнями, и не мог скрыть своих слез.

– Вот в чем моя просьба, – сказал Теаген, – и молю тебя, исполни, как обещал: если совершенно невозможно мне избежать заклания, то по крайней мере прикажи ныне обретенной тобою дочери принести меня в жертву.

Уязвленный этой речью Гидасп вспомнил подобное же требование Хариклеи, но не счел, однако, нужным в такое время подробно исследовать, в чем тут дело.

– Только о возможном, чужестранец, – сказал он, – я разрешил тебе просить и только это обещал тебе исполнить. Замужней должна быть совершительница заклания, а не девственницей – ясно гласит закон.

– Но ведь муж есть и у нее, – возразил Теаген.

– Бредовые и поистине предсмертные речи, – воскликнул Гидасп. – Ни брака, ни общения с мужем не ведает девушка, это доказано жертвенником. Если только ты не говоришь о Мероэбе, – не знаю, откуда ты узнал это, – но и его я, впрочем, назвал только еще нареченным, а не ее мужем.

– И прибавь, не будет он им никогда, – сказал Теаген, – если только я знаю сколько-нибудь образ мыслей Хариклеи и если по праву можно доверять мне, как прорицающей жертве!

Тут вмешался Мероэб.