Эфиопика

Арсака усиленно просила Кибелу поспешить и как можно скорее привести ее к цели, так как она уже не может справиться со своей страстью. Но та и сама не покладала рук, всячески стараясь подойти к Теагену. Открыто она не обнаруживала ему планов Арсаки, но старалась дать ему понять это обходами и намеками. Она прославляла благосклонность своей госпожи к нему, ее красоту, не только видимую, но и под одеждой скрываемую, указывала на нее под разными благовидными предлогами, восхваляла также ее нрав, говоря, что она любезна, общительна и мила с теми юношами, что поизящнее и посмелее, – вообще Кибела нащупывала своими рассказами, согласен ли он на любовное дело.

Теаген хвалил вместе с Кибелой благосклонность Арсаки, ее расположение к эллинам и тому подобное, сознавался в своей благодарности, но умышленно оставлял без внимания то, что вело к неуместному, как будто и не понимал никаких намеков, так что удушье брало старуху и сердцебиение. Она догадывалась, что Теаген понимает ее своднические намерения, но видела, что он отвергает все попытки.

Трудно ей было переносить и Арсаку, которая торопила ее, уверяя, что более не может терпеть. Арсака требовала, чтобы Кибела исполнила свое обещание, Кибела постоянно затягивала дело под разными предлогами, то говоря, что юноша согласен, но робеет, то измышляя приключившееся с ним недомогание.

По прошествии пяти или шести дней, после того как Арсака раза два приглашала к себе Хариклею, относясь к ней с уважением и благосклонностью, чтобы сделать приятное Теагену, она наконец заставила Кибелу яснее переговорить с ним.

Кибела открыто объявила ему о любви, обещая бесчисленные блага в случае согласия.

– Что за робость, – прибавила она, – почему ты такой безлюбый? Такой юный, прекрасный и цветущий отталкивает такую женщину, чахнущую от любви, и не считает ее добычей и находкой! Дело не связано ни с какой опасностью, мужа нет дома, а я кормилица ее, и через мои руки проходят все ее тайны, я готова служить вашей связи. Тебе ничто не препятствует, так как у тебя нет ни жены, ни невесты. Впрочем, многие частенько и на это не обращали внимания, рассудив, что домашним это дело не принесет никакого вреда, а им самим – пользу: доставит владение имуществом и приятное наслаждение.

Под конец Кибела присоединила к сказанному и угрозу, говоря:

– Женщины высокого звания, любительницы юношей, становятся безжалостными и гневными, потерпев неудачу, и, конечно, мстят презревшим их, как оскорбителям. Прими во внимание, что Арсака родом персиянка, да еще царской крови, говоря словами твоего приветствия, что она облечена большой властью и силой, которые дают ей возможность почтить расположенного к ней, а противящегося наказать, не боясь ничего.

Ты и чужеземец, и одинок, и нет у тебя покровителей. Пощади по возможности и себя и ее. Она достойна, чтобы ты ее пощадил, так обезумела она от искренней страсти к тебе. Остерегайся также и любовного гнева, берегись и мести за презрение.

Я знаю, многие раскаивались потом. Я более твоего опытна в делах Афродиты. Седые волосы, которые ты видишь, участвовали во многих делах такого рода, но никогда еще не встречали такой суровой неприступности.

И, обратив свою речь к Хариклее (необходимость дала ей смелость говорить о таких вещах при ней), Кибела сказала:

– Упроси ты вместе со мной, дочь моя, твоего этого вот – не знаю, как и назвать его подобающим образом – брата. Дело такое, что и тебе будет полезно: любить тебя будут не меньше, а почитать больше. Богата ты будешь до пресыщения, Арсака позаботится о блестящем браке для тебя. Такое будущее завидно и тем, чьи дела идут хорошо, не только что чужестранцам, да вдобавок находящимся теперь в нужде.

Хариклея отвечала на это, посмотрев на нее с какой-то жгучей усмешкой:

– Было бы лучше, чтобы во всем превосходная Арсака не подвергалась таким напастям, но раз так случилось, на втором месте стоит уменье самообладанием смирять страсти. Однако, если уж с ней приключилось обычное человеческое дело, если она побеждена и не в силах противиться своему влечению, то я и сама посоветовала бы Теагену не отказываться от такого дела, раз оно безопасно. Но как бы только он нечаянно не вовлек в беду и себя и ее, если это обнаружится и сатрап узнает стороной о таком беззаконном деянии.

Кибела вскочила от таких слов, стала обнимать и целовать Хариклею.

– Хорошо, – сказала она, – дитя мое, что ты пожалела женщину, по природе подобную тебе, и позаботилась о безопасности брата. Но на этот счет будь спокойна: по пословице, даже солнце не узнает об этом.

– Пока прекратим разговор, – сказал Теаген, – дай нам подумать.

Кибела тотчас же удалилась. Тогда Хариклея сказала: