Эфиопские хроники XVII-XVIII веков

Но [чтобы узнать], дозволяет ему бог или нет, наложил он на себя правило поста и молитвы семидневной в Дабра Берхане, монастыре своем. И под конец правила явились ему господа — троица святая — в виде трех мужей в видении и сказали ему: «Желание наше — то же, кое возжелал ты в помышлении твоем, но станешь ты мучеником, кровию честным. Такова плата, определенная нами, по скудости изрядств [твоих]». И, услышав это от них, впал он во многие размышления в помышлении своем о пролитии крови в будущем, говоря: «Как же это случится и отчего?», и дивно было это ему, и не знал он, что сказать. Но понял он, что согласны господа святая троица на уход его от мира и оставление царства. И была тогда великая печаль, многий плач и стенание в мире о нем, ибо любили его все. И тогда пошли к нему туда, где он был, все князья, и войско, и весь народ области царства его с митрополитом своим и иереями и, прибыв, сказали ему: «Ты оставляешь нас слепыми, о светоч плоти нашей? (ср. Иоан. 1, 4). Ты оставляешь нас брошенными, овец твоих, о пастырь наш и хранитель, наш бодрый и недремлющий? Ты оставляешь нас на поражение пред лицом врагов, о оплот наш и сила наша в день битвы и сражения? Ныне молим тебя, о господин наш и царь наш, и умоляем возвратиться на престол царства твоего нас ради!»[955]. И тогда ответил им он, говоря: «Я скинул одеяния царские; как же мне опять надевать их? я вымыл ноги мои, как же мне марать их? (ср. Песнь 5, 3). Отныне лучше мне угождать господу богу моему, нежели угождать людям. И еще лучше мне искать царствия непреходящего, ибо преходяще это царство мирское вместе с миром и всеми желаниями его!». И, сказав это, отправил их насильно, чтобы шли они от него по своим областям, и пошли они тогда, удрученные и опечаленные сердцем, потому что не сбылось, что задумали.

Царь же облекся в одеяние монашества, и обвил веригами железными чресла и все члены свои, и увенчал главу терниями под клобуком. А затем вошел он на остров тесный, называемый: Чакло Манзо, что близ [острова] Тана, монастыря храма божия и обители честного именем [святого] Кирика-младенца, который не убоялся знамения пламени распаляющего, когда поместили его туда с матерью его, святой Иулитой, за веру православную от руки царя неверного, идолопоклонника. А еще на этом [острове] прежде сей честной именем царь наш Иясу выстроил храм великий во имя мученика могучего, святого Клавдия, ибо много любил его и веровал твердо в помышлении своем в величие силы его и многую помощь его, ибо увеличивает он силу того, кто призывает имя его, и творит память его, и верует твердым сердцем в этого главу тысяч мучеников, святого Клавдия, который стал мучеником правым от руки князя неверного ради имени творца первоначального, ставшего плотью, вещающего ради нас, от Марии, пресвятой девы, соединением несказанным и неизъяснимым, без изменения, без искажения, бывшего как пребывал прежде и ставшего тем, чем стал после, для спасения всех нас, верующих в него, до веку.

Поведаем же, что сотворил сей честной именем царь наш Иясу для сего чудотворца-мученика, святого Клавдия, возлюбленного души своей. А спустя некоторое время перенес он храм его великий с того острова, что упоминали мы прежде, из-за тесноты того, что не хватало его, чтобы поселить там иереев честных, ибо нашел он на суше другое место, весьма просторное и всем хорошее. Оно находилось на вершине горы, что на берегу этого острова. И там построил он церковь постройки прекрасной и снабдил ее утварью священной: дароносицами и чашами, венцами, крестами и сосудами золотыми и серебряными, и одеяниями парчовыми и виссонными, и коврами и покровами, и книгами, и всем остальным. А затем водворил туда табот, [освященный] во имя честное сего мученика праведного и чудотворца, святого Клавдия. И еще дал землю в удел и вотчину сей честной именем царь наш Иясу этому храму и священству его честному и учителям, что бодрствуют во вратах его днем и ночью в хвалениях и молитве, в песнопениях и гимнах сладкозвучных ради любви к сему святому Клавдию, могучему мученику. И расширил он место пребывания этих священников честных в ограде сего храма великого вместо места тесного, где пребывали они прежде на острове узком.