Эфирный вихрь

— И вот я узнал, что тело, погруженное в круговую струю эфира, уменьшает все свои размеры, во всех трех измерениях, — продолжал он. — И это уменьшение тем больше, чем меньше радиус кривизны струн, т. е. чем круче загибается струя, — пояснил он для меня. — Кроме того, уменьшение всех размеров тел растет одновременно с увеличением центростремительного ускорения. Ты неясно представляешь себе, что такое центростремительное ускорение? Писатель, образованный человек, в 20-м веке не знает основных, элементарнейших понятий механики, основы и венца нашего знания… Ну что ж, объяснять тут долго, прими дальнейшее на веру. Я образовал в этой каменной комнате эфирный водоворот вроде Мальстрема. Ты знаешь, что затянутые Мальстремом суда движутся по кругу сначала медленно, потом, приближаясь к центру воронки, несутся все быстрее. Помнишь, как это описано у Эдгара По[4]. Ну так вот и в моем эфирном вихре угловая скорость струи… Ты опять не понимаешь — число оборотов в секунду — увеличивается по мере приближения к центру вихря.

— Понимаю, — сказал я. — И поэтому…

— И поэтому каждый предмет, введенный в область вихря, уменьшается в размерах по мере приближения к середине. И как уменьшается: сначала в сотни, потом в тысячи, потом в миллион раз. Понимаешь ли ты теперь, чувствуешь ли, во что превратилась моя каменная кладовая?

Сделав 6 шагов вдоль стены, ты дойдешь от одного угла до другого. В 24 шага ты обойдешь комнату кругом, сделаешь кругосветное путешествие. Именно кругосветное. Но пройдя 3 шага от стены к середине комнаты, ты будешь еще неизмеримо далек от центра. Твои шаги (и ты сам) уменьшаются, пока ты идешь. Первый шаг длиною в аршин, второй уже только в 0,1 аршина, третий в одну сотую. Если ты сделаешь в этом направлении 100 шагов, тысячу, миллион, то ты удалишься от стены на расстояние, в действительности (не материальной, а эфирной действительности) равное немногим больше одного аршина. Единица, запятая, и миллион единиц после запятой.

— Так вот оно что, — вскричал я с живостью. — Значит, действительная бездна висит там в воздухе этой ужасной кельи. Бесконечность, только как бы это… направленная внутрь, вывернутая наизнанку.

— Если хочешь, да. Но это отличие не так существенно. Ты судишь так потому, что находишься вне этого мира. Когда ты был внутри, то никакой разницы в этом отношении ты не ощущал.

— Да, но я смог выбраться оттуда, слава Богу, сюда, — заметил я.

— Так же, как перед этим выбрался отсюда туда, — спокойно ответил брат. — А потом, кто поручится за то, что, путешествуя по нашей вселенной, когда мы научимся странствовать среди звезд, мы вдруг не окажемся в кабинете какого-нибудь Великого Экспериментатора, создавшего место для нашего мира и все его содержание.

— Позволь, вот об этом содержании я хотел тебя спросить. Откуда же явились эти чудовища и озеро, и вся та природа, и облако, и цветы, в том твоем мире?

— Ниоткуда. Они родились вместе с местом, с бесконечным пространством, которое не могло ждать наполнения. Оно должно было появиться уже наполненным. Этот мир создан из ничего, так же, как и наш мир, если верить Библии. С другой точки зрения это можно объяснить тем, что мир по природе своей должен содержать материю в тех или иных сочетаниях, на той или другой степени организованности. Материя есть вещь очень призрачная. Риманн полагает, например, что атомы материи представляют собою всего лишь пустоты, поры в эфире. По Вихерту, материальные точки являются центрами скручивающих напряжений в эфире; по лорду Кельвину, это — центры вихревых движений… Ну Кельвин, конечно, не прав: ты сам видел, что такое эфирный вихрь… Так или иначе, но легко представить себе, что раз даны миллиарды кубических километров эфира, то одновременно с этим дается и вселенная, наполняющая этот объект… Это как будто бы даже вытекает из предположения, что существование мира не имело начала…

Как видишь, обе гипотезы — изначальное бытие нашего мира и создание его из ничего, актом творческой воли, не противоречат новому мировоззрению.

Я чувствовал, что вижу перед собою больше, чем человека.

Новому мировоззрению… Да, действительно, как же иначе можно это назвать? Мысли мои, подавленные величием открывшейся передо мною картины, терялись. Бездна вопросов и недоумений, и внезапных ответов на них возникала в душе. Потом снова почувствовал смущенье и почти страх. Что это, наконец, такое? Где кончается человек и где начинается…

— Слушай… брат… — сказал я наконец, с трудом подыскивая выражения. — Ты говоришь, акт творческой воли… Ну а этот, новый мир… Когда ты его создавал… ты тоже осуществил волю в его творении… Нет, не так: ты хотел ли, чтобы мир наполнился, чтобы в нем были горы и воды, звери, цветы и все такое…