Эфиррия (СИ)

— Льяна, — улыбнулась Эвелина. — Я и сама не знала, что это. Муж рассказал. В далёкой горной стране — Альракисии, живёт народ — альраксы. Высоко в горах, из-под снега они раскапывают маленькие и очень редкие цветы. Они нежно голубого цвета и выглядят как маленькие звёздочки. Тот народ считает, что только чистые душой могут найти эти цветы. Поэтому и говорят: Льяна — цветок души.

— Ох, — едва слышно выдохнула Кэри. — Как же красиво — цветок души.

— Да, — с горечью вздохнула Эвелина. — Красиво.

Бессонная ночь и переживания вымотали девушку, и стоило ей лечь, как она сразу же уснула.

Камеристка подхватила платье Эвелины, которая та сняла и потихоньку прошла в гардеробную.

— Ну-ну, — усмехалась Кэри: — Льяна, значит, и ронхан.

Глава 8

В угрюмом настроении Эвелина отправилась в центр. Переживала о Кристэне, да и волновалась за Вистара. У кого спросить — на какую дуэль вызвал её муж Вистара, и как она прошла, состоялась ли вообще — Эвелина не знала. Только среди детей смогла отвлечься. Видеть душевный отклик в глазках малышей — для неё было лучшее лекарство.

В заботах и общении с маленькими пациентами, рабочий день пролетел незаметно. Вечером, в рекреационной, снимая форменный фартук и чепец, девушка вдруг поняла, что до ужаса не хочет возвращаться в особняк. При мысли, что сядет за стол одна, что ляжет в холодную постель, а потом всю ночь будет вертеться, не в силах сомкнуть глаз — становилось мучительно и тоскливо.

— Счастливые, — услышала завистливое за спиной и, очнувшись от размышлений, обратила внимание на разговор коллег.

Женщины отработав день, как и она собирались домой. Только одна из сотрудниц с угрюмым видом поджав губы, сидела в кресле. Вот она-то и вздыхала так тяжко и так демонстративно, что Эвелине едва не скривилась.

— Торвита, не делай такую печальную мину, — раздражённо возмутилась другая сотрудница. — Тебя заранее предупредили о ночном дежурстве. Так что могла перенести встречу со своими драгоценными подругами.

— Да, предупредили, — огрызнулась женщина. — Но обстоятельства не всегда можно подогнать под себя. Подруги тоже, знаешь ли, свои дела перенесли. И что же…

Внезапная мысль заставила Эвелину замереть, а потом резко обернуться к Торвите:

— А хочешь — я подежурю за тебя? По графику моя смена через 4 дня, вот и поменяемся, — предложила девушка спонтанно.

— Ты серьёзно? — скептически переспросила коллега, а когда увидела кивок Эвелины, подскочила на ноги: — Конечно хочу!

Полненькая Торвита метеором заметалась по рекреационной, не обращая внимания на усмешки сотрудниц. Скинула в корзину для грязных вещей чепец и фартук, при этом улыбаясь Эвелине насквозь фальшивой улыбкой. Приговаривая — как та её выручила, рысью ускакала из кабинета.

— Вот это прыть, — хмыкнула коллега, заканчивая укладывать волосы.

— Она бы так по палатам бегала, — усмехнулась ещё одна и женщины, наконец забрав свои вещи, последовали на выход, оставляя Эвелину в одиночестве.

Девушка, покачав головой, прошла к шкафу с чистыми форменными вещами. У неё было время, чтобы попить чай и перекусить. Можно было отправиться в столовую для медперсонала, но ей хотелось побыть одной.

Эвелина ни на мгновение не пожалела о своём решении и даже лёгкость появилась в душе, словно скинула невидимое тяжеленное покрывало с плеч. А проблески радости в глазах малышей, которые недавно поступили в их центр, уверили, что она приняла верное решение.

Самое тяжёлое время в секции новых пациентов — ночь. Эвелина ни на минуту глаз не сомкнула, постоянно отслеживая маленьких пациентов. Бегала от одной палаты к другой. Заглядывала тихонько в приоткрытую дверь — спят, выдыхала, кто-то хнычет — спешила утешить, убаюкать под тихую песню. Были и крики, раздирающие душу — это детки, пережившие ужас воздействия эфира Бездны, мучились от кошмаров.

Домой Эвелина вернулась настолько уставшая, что сил хватило лишь на то, чтобы искупаться и, выпив настой, который ей вручила камеристка, провалиться в глубокий сон.

Тря дня Эвелина выматывала себя в реабилитационном центре, радуясь тому, что есть возможность отвлечься, тому, что несмотря на устои общества — Кристэн не запретил ей работать. А ведь сколько было злых, насмешливых пересудов! Жена главы рода — да сестра милосердия, работник младшего целительского персонала. Это же попрание устоев высшего общества! Но Кристэн, зная насколько важна для супруги эта работа, видя, как горят её глаза, когда дети идут на поправку, вывернул всё так, словно сам был инициатором подобной деятельности жены, аргументировав благотворительностью. И Эвелина ему была безмерно благодарна за понимание, за возможность реализовать себя.

— Нельзя же так выматывать себя! — выговаривала камеристка, помогая Эвелине раздеться после трудового дня и подготавливая ванную. — Себя в первую очередь жалеть надо. О себе заботиться! Да и…