— Да, он самый. Наш Громов само собой попал в поле зрения ГРУ, был отобран. В его учетно-послужных документах уже стояла пометка, куда и в какую команду он назначен. Но карты сложились так, что военкома на месте не оказалось, вместо него был некто Амиров. Он лично инструктировал Громова, но потом что-то произошло. Я выяснил, что у Громова на почве давней вражды произошел конфликт с неким товарищем Коньяковым. Это парень на полтора года старше самого Громова. У него отец состоит в исполнительном комитете города и у него много связей в определенных кругах. Так вот, отец Коньякова позвонил Амирову и дал ему команду отправить Громова куда-нибудь подальше. Ну а поскольку в беседе с психиатром призывной военной комиссии, наш Громов был не против лететь в Афганистан, то Амиров его туда и запихнул. Своим решением. При этом представитель ГРУ, капитан Игнатьев, об этом ничего не знал и думал, что обнаруженный им кандидат, уже спокойно служит в учебном центре под крылом разведки. Я считал, что Громова специально, какими-то хитрыми ходами направили именно в ту часть, куда он и попал. Чтобы таким образом запустить цепочку событий, которую мы уже обсудили…
— Значит, оказывается, это была инициатива Амирова, который просто побоялся потерять свое место, из-за недовольства Коньякова старшего? Хм… Учитывая должность, сам Коньяков из себя ничего не представляет, его, как поставили на жирное место, так и снимут. И в итоге наш Громов, должен был лететь в Таджикскую ССР, но по ошибке попал в Туркменскую… Совсем в другой род войск, в захолустье, где вообще ничего не происходит?
— Я разговаривал с нашими аналитиками… Подразделение изначально носило статус сводного боевого отряда, временно размещалось на базе построенного в конце семидесятых годов военного городка. Численность подразделения небольшая, до роты. В связи с началом ввода объединенного контингента наших войск в Афганистан, про них попросту забыли. Черт знает что творилось, целая армия заходила в республику. Тут не то, что рота, тут батальон можно было потерять. Они и не мотострелки и не пограничники. Просто торчат там уже который год, ничего толком не делая. Командование их просто не замечает, смотрит сквозь пальцы.
— Обычный бардак. Выходит, Громов, вместо того, чтобы развивать свои навыки там, где они действительно могут пригодиться, просто нашел им другое применение?
— Да. Я бы тоже так сделал. Если бы оказался на его месте, только не столь явно. Ведь мы заметили его.
— И все же, Виктор, что ты намерен делать с Громовым?
— Я лишь хочу узнать, откуда у молодого парня такие навыки. Вот и все. Шпионом или завербованным агентом я его уже не считаю, хотя поначалу, у меня и были такие мысли.
— Погоди, майор… Я совсем запутался! Сначала ты нагнетал обстановку, выставляя ефрейтора в крайне невыгодном свете, считая его завербованным. Потом ты резко изменил курс, а теперь и вовсе почти сошел с дистанции. Что же ты намерен предпринять?
— Мне нужно от вас согласование одного приказа… Старший лейтенант Карпов, который наш сотрудник, был с Громовым у той вертушки. Я прошу вашего ходатайства направить его в ту часть, где служит Громов. Он должен косвенно намекнуть парню, что его подозревают. И тут, от очень многих факторов зависит, как именно отреагирует сам Громов.
— Для чего?
— Карпов с ефрейтором уже сблизились, когда выбирались из мясорубки в горах. Наш человек должен ему об этом рассказать, чтобы войти в доверие. Я хочу видеть, что предпримет наш пациент. Возможно, он расколется, всплывет что-то новое.
— Ясно! — тот захлопнул папку с рапортом. — Но ты понимаешь, что все произошедшее, яйца выеденного не стоит. Ради чего ты так суетился, я не понимаю. Дело что, государственной важности? Как будто ты что-то очень важное узнал… По сути же, мелочевка. К тому же, теперь, о судьбе Громова можно только догадываться…
Когда со всеми процедурами было покончено, меня вновь отправили в яму.
Оказалось, что все время, пока я с конвоирами бродил между кишлаков и искал аптекаря, а после выхаживал сына Иззатуллы, пленные Самарин и Корнеев работали.
Таскали тяжелые камни, копали глину. Клали стену кишлака. Само собой, тут возникал вопрос, раз мы все равны, почему кто-то пашет, а кто-то нет?
— Макс! — Димка смотрел на меня недовольным взглядом. — Я, конечно, все понимаю, но не понимаю. Что ты задумал? Все время молчишь, куда-то уходишь. Нам ничего не говоришь, но при этом даешь понять, что скоро мы сбежим. А как?
Некоторое время я думал, стоит ли им рассказывать ту часть плана, которую я уже обдумал⁈ Скорее всего, нет, но в трех словах попробовать можно, ведь я собрался бежать не один, а прихватить всех тех, кто находится в этом чертовом рабстве.
Какое дерьмовое, гнилое слово. Рабство.