Егерь: заповедник

— Не хочу стрелять в деревне, — говорю я. — Да и все равно приманка нужна. Сделаю ловушку и поймаю живой.

— А что за ловушка? — интересуется председатель. — Собаки в нее не попадут?

— Нет, — улыбаюсь я. — Смотри, Федор Игнатьевич.

Я беру со стола лист бумаги и ручку. Рисую на листе большой круг, а в нем — круг поменьше.

— Это — круглая клетка. Ее можно сварить из тонкой арматуры и обтянуть сеткой. Внутри клетка поменьше. Между ними такое расстояние, чтобы лиса только пролезла.

— Ну-ка, ну-ка, — интересуется Федор Игнатьевич.

— На внутренней клетке дверца будет сверху, вот здесь, — рисую я. — Через нее посажу внутрь приманку. А в большой клетке дверца сбоку, на петлях. Лиса учует приманку и пролезет в большую клетку. Пойдет по кругу, и упрется в дверцу. Развернуться она не сможет — коридор для этого слишком тесный. Толкнет дверцу мордой, она и закроется.

— Хитро придумал, — удивляется Федор Игнатьевич.

— Да это не моя придумка, — улыбаюсь я. — Такие клетки охотники давно используют для отлова хищников. Ее прелесть в том, что клетка самоловная, не нужно караулить зверя рядом с ней. Осторожный хищник может и не подойти, если учует поблизости человека. И для зверя такая клетка совершенно безопасна — это не капкан. Поэтому зоологи переняли охотничью выдумку. Используют такие клетки для того, чтобы отлавливать хищников рядом с деревнями и переселять их подальше. Туда, где они не смогут мешать людям, а люди — им. Как думаете, смогут ребята в совхозных мастерских сделать такую клетку?

— Ничего сложного тут нет, — кивает председатель, разглядывая мой рисунок. — Железный пруток в мастерских есть, можно из него каркас согнуть. Сетка тоже найдется, недавно на совхозном птичнике новые клетки делали. Должна была сетка остаться. А приманка какая?

— В том-то и сложность, Федор Игнатьевич, — говорю я. — Приманку желательно посадить живую, чтобы она лисицу привлекла. Тогда зверь захочет до нее добраться. Короче, нужна курица.

— Так попроси курицу у Татьяны, — предлагает председатель.

— Просил уже, — говорю я. — Не хочет давать. Боится, что вторую курицу лиса задавит.

— Так клетка же, — говорит председатель, глядя на рисунок. — Вроде, ничего не должно с курицей случиться. Испугается, разве что, и все.

— В том-то и дело, — киваю я. — Федор Игнатьевич, может, вы одолжите мне курицу? А я ее сразу верну, как только поймаю лису.

Федор Игнатьевич озадаченно хмурится.

— Куры-то не мои, — говорит он. — Их Мария Антоновна завела, супруга моя. Лично цыплят на рынке выбирала. Если с курицей что-нибудь случится, она такой крик поднимет.

— Очень надо, Федор Игнатьевич, — говорю я.

Председатель в нерешительности лезет пятерней в затылок, ерошит седые волосы. Потом машет рукой.

— Ладно, Андрей Иванович, будет тебе курица. Как соберешься ловить лису, заходи ко мне. Только Марии Антоновне не говори, зачем пришел.

Глава 28

Мы встречаемся в семь утра возле сельсовета. Олимпиада по математике начинается в десять, а нам еще надо добраться до райцентра — это час по осенней темноте.

Снова потеплело. Снег растаял, и с черного неба накрапывает дождь. Земля сырая, а дорогу покрывают огромные лужи. Поэтому мы все обуты в резиновые сапоги. На Тане сапожки ярко-красные, заметные в темноте. На плече — школьная сумка с учебниками, в руке — мешок со сменкой.

— Ну, поехали? — ворчливо спрашивает Федор Игнатьевич.

Школьники рассаживаются по машинам. Я откидываю переднее сиденье и пропускаю Таню назад. Сережка лезет следом за ней.

Брат приехал вечером и остался ночевать у меня. Допоздна он сидел на кухне и монотонно бубня вслух, что-то писал в тетрадке. К полуночи это мне надоело, и я загнал его в кровать.

— Выспись как следует, а то утром голова чугунная будет. Уснешь вместо олимпиады.

Сейчас Сережка то и дело трет кулаком красные от недосыпа глаза, но бодрится.

Я краем глаза смотрю на Таню — девочка выглядит спокойной и серьезной.

Алексей Дмитриевич усаживается на переднее сиденье рядом со мной и сильно хлопает дверцей.

— Можно ехать, Андрей Иванович, — говорит он, виновато косясь на меня.

Я трогаю машину. Свет фар мечется по дороге, когда я объезжаю особенно глубокие лужи. Иногда я кошусь в зеркало и вижу позади фары «ГАЗика» — Федор Игнатьевич едет за нами.

— Олимпиада начнется в десять, — рассказывает мне Алексей Дмитриевич. — На выполнение заданий у ребят будет ровно два часа. Потом с двенадцати до часу комиссия будет проверять их ответы. Награждение победителей и школ в час, в актовом зале.

Воронцов оборачивается назад, неловко выгибая длинную шею.

— Таня, ты все варианты повторила? — спрашивает он.

— Да, Алексей Дмитриевич, — спокойно отвечает девочка.

Кажется, она совсем не волнуется.

— А ты, Сережа?

— Три раза повторил, — хвастается брат.

Воронцов качает головой.

— И конечно, не успел выспаться. Ну, ничего, ничего.

И беспокойно зажимает ладони между худых коленей.

— А в какой школе проходит олимпиада? — запоздало спрашиваю я.

— В пятьдесят восьмой, — рассеянно отвечает Воронцов.