Египет под властью Мухаммада Али (1806-1821)

Известно, что хронист ненавидел его всей душой, но в трактовке этого правителя добросовестность историка временами все же брала в нем верх. Мы читаем следующую высокую оценку Мухаммада 'Али: “Паша обладает настойчивостью, которой нет ни у одного из правителей этой эпохи. Если бы Аллах наделил его справедливостью в дополнение к присущей ему решительности, способности руководить, организовывать, проницательности и способности дерзать, то он был бы единственным для своего времени и чудом эпохи” (стр. 258). Для характеристики широты кругозора ал-Джабарти несомненный интерес представляет его замечание о Мустафа-паше Байрактаре, в котором мы усматриваем благожелательное отношение хрониста к объективно прогрессивному характеру деятельности Байрактара, выступившего за ликвидацию наиболее тяжелых пережитков турецкого средневековья. О нем ал-Джабарти писал: “Мустафа-паша Байрактар был похвального образа жизни, он отстаивал справедливость, но это не созвучно эпохе” (стр. 84). Строки, в которых историк излагает концепцию ваххабизма, наиболее рельефно раскрывают его стремление к своеобразно трактуемой им социальной справедливости, но это особая тема. Здесь же для характеристики ал-Джабарти, его умонастроений уместно воспроизвести следующую его сентенцию: “В наше время, чтобы быть прославленным, именитым, главенствовать, надо иметь изысканные жилища, роскошные одежды, большой доход, слуг, свиту, особенно если с этим сочетается привычка к щедрости, свершению благодеяний, уважение к гостеприимству. Тот, кто обладает [всем этим], становится выдающимся и исключительным человеком [своего] времени. Если же мы представим себе человека, сочетающего в себе все совершенные духовные качества, познания всего мира, но лишенного того, о чем мы упоминали, — окажись он бедняком, с небольшими средствами и большой семьей, люди с ним не будут считаться, на него не обратят внимания ни правящие лица, ни религиозные авторитеты” (стр. 136).

В материалах биографического характера отчетливо выступают нравственные идеалы, моральные критерии ал-Джабарти. Это не только образ далекого от жизни и мирской суеты отшельника, но и носителя определенных моральных качеств: “Его никогда не занимало, что есть у других, и на собраниях он всегда говорил правду. Он очень редко ходил по домам правителей и высокопоставленных лиц, и то только в силу необходимости. Исполненный сознания собственного достоинства, скромный, он никогда не жаловался на превратности времени и нужду” (стр. 105). Хронисту присущи свои представления о демократизме и гуманности как показателях высокой внутренней культуры человека: “Приятный в общении, приветливый, скромный, он одинаково обращался как со знатными лицами, так и с простыми людьми” (стр. 105).

На труд ал-Джабарти наложили яркий отпечаток его политические симпатии. Трактовка им противников Мухаммада 'Али явно тенденциозна и имеет панегирический характер — достаточно для иллюстрации напомнить о страницах, посвященных, например, лидеру мамлюкской клики — Алфи-бею. Ал-Джабарти неправильно представлял себе роль Англии в изгнании французов из Египта и истинные мотивы “участия” Англии к судьбам мамлюкских беев — он считал эти мотивы бескорыстными. Господствовавшие в Египте произвол и деспотизм способствовали тому, что ал-Джабарти доверчиво воспринял идиллические представления об общественном строе Англии начала XIX в. от мамлюкского бея Мухаммада ал-Алфи. Все это необходимо учитывать при использовании труда ал-Джабарти.

Сказанным отнюдь не исчерпывается историко-культурное значение хроники.

Ал-Джабарти был связан с наиболее выдающимися деятелями своего времени, с самыми различными кругами египетской общественности, с бытом, мыслями и чувствами своего народа. Под его пером все существенные стороны общественной жизни стали объектом социального обличения. Хроника представляет большой интерес как памятник египетской литературы, насыщенный бичующей силой.

Богатство впечатлений реальной жизни и большой запас образов арабской литературы самым плодотворным образом сказались и на языке хроники. Ал-Джабарти излагает свой материал в простой повествовательной форме. Хронист широко использует выразительные средства народной речи, пословицы, художественные образы, поэтому язык хроники отражает разные речевые стили.

Многочисленные ссылки на хронику ал-Джабарти в трудах таких широко известных филологов, как Дози[35], Кремер[36] и другие, свидетельствуют, что издавна язык хроники привлекал к себе внимание в качестве лексикографического источника, но и в этом отношении она недостаточно использована.

Настоящий перевод является полным переводом четвертой части хроники на русский язык. Он сделан с широко известного булакского издания 1879 г. На полях перевода обозначены страницы текста, соответствующие булакскому изданию. К переводу приложены комментарий справочного характера, а также указатели имен собственных, географических и топографических названий, этнических названий, терминов и названий сочинений.