Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Поразмыслив над всем этим, Птолемей решил не вмешиваться в сложившуюся ситуацию тотчас же. Это было очень взвешенное решение с точки зрения политики, ибо и на востоке, и на западе назревали большие проблемы. В Греции царили волнения, Антигон с нетерпением ждал возможности напасть на Египет, и Птолемей не хотел разжигать беспорядки в собственной сатрапии. Персы однажды уже пренебрегли этой опасностью и поплатились за свою неосмотрительность. В итоге более рассудительный Птолемей отказался поддаваться этому соблазну. Вместо этого он занялся поиском того общего, что могло бы объединить всех жителей Египта, несмотря на их этническую принадлежность и традиции. Для этого он создал культ, соединивший в себе элементы египетской и греческой религий.

Нечто подобное было крайне необходимо в Александрии, разношерстные жители которой уже начали конфликтовать друг с другом из-за того, что обладали разными взглядами на некоторые вопросы религиозной доктрины. Греки с недоверием относились к евреям, а египтяне – и к тем и к другим. С иудеями ничего было нельзя поделать – их религия устоялась, и они соглашались поклоняться только своему собственному богу. Но греки и египтяне были более гибкими, и Птолемей, заметив это, объединил черты и атрибуты Зевса и Гадеса, Ра и Осириса, богов, которым поклонялись обитатели этих двух столь разных миров, создав единое божество, почитать которое могли представители обоих народов. Так появился культ Сераписа, продолжавший существовать даже после установления христианства и оказавший огромное влияние на весь мир.

Греки первыми стали поклоняться этому богу. Признавая существование всех своих богов, но сомневаясь в их добродетели, эллины готовы были включить в свой пантеон любое божество, способное предложить им нечто новое. К тому же Сераписа связывали с Осирисом, к которому греки относились с большим почтением. Отождествив этого бога со своим собственным Дионисом, они сделали уверенный шаг вперед и стали ассоциировать Осириса с Гадесом. К тому времени религиозный синкретизм получил широкое распространение в греческой среде, а обитатели египетской Александрии получили непаханое поле, на котором можно было спокойно практиковаться в изобретательности. Амона-Ра они стали называть Зевсом, Хатхор – Афродитой, Нейт – Афиной. Эллины соотнесли египетский город Уасет (современный Луксор) со своими Фивами, Абеджу, где хоронили первых египетских фараонов, – с Абидосом, а Кануб – с кормчим Менелая Канопом.

Вместе с тем для египтян синкретизм не имел никакого значения. Но так как Осирис считался богом – покровителем Ракотиса, александрийского квартала, где жили египтяне, а Серапис был связан с этим божеством, они тоже приняли этот новый культ. Убедить поклоняться Серапису египтян, обитавших за пределами Александрии, было сложнее. Будучи людьми более простыми, они продолжали почитать своих зооморфных богов, и приверженцы культа Сераписа появились только среди иноземных жителей Мемфиса.

Мы не можем делать точные выводы ни о том, отождествлялся ли Серапис с каким-либо другим богом, ни о происхождении его имени. В источниках содержатся лишь очень сомнительные, зачастую чрезмерно романтизированные, сведения на этот счет. Тацит и Плутарх, два античных автора, пользовавшиеся огромным уважением, начинают свой рассказ с описания сна, в котором Птолемею явился загадочный юноша, приказавший забрать свое изваяние из Понта и доставить его в Александрию. Произнеся эти слова, незнакомец исчез в пламени. Птолемей собрал самых мудрых египетских жрецов и попросил их расшифровать сон. То, что незнакомец имел в отношении Птолемея добрые намерения, было очевидно. Но никто так и не решился отправиться в путь, ибо жрецы ничего не слышали о Понте и не знали, какому богу поклоняется местное население. В Александрии тогда находился Тимофей, афинянин, посвященный в разного рода мистерии, и Птолемей обратился к нему. Тот знал больше – путешественники, отправлявшиеся в путь в поисках приключений, часто рассказывали ему о Синопе, богатом городе, стоявшем на побережье Черного моря, и о расположенном в нем храме повелителя загробного мира Гадеса и его супруги Прозерпины. Птолемею этих слов оказалось вполне достаточно. Он отправил Тимофея в Синоп, снабдив его подарками для местного правителя, и велел любой ценой привезти оттуда в Александрию статую.

Но погода была неблагоприятной, и, чтобы избежать кораблекрушения, путешественники вынуждены были остановиться на острове Делос. Там располагалось святилище Аполлона, и посол Птолемея решил воспользоваться ситуацией и спросить совета у оракула. Предсказание оказалось вполне обнадеживающим: Тимофей должен был продолжить путешествие, забрать статую Гадеса, а изваяние Прозерпины оставить жителям Синопа. Очевидно, то, что в Синопе находятся два изваяния божеств, а в Александрии, городе, основанном таким выдающимся человеком, как Александр Македонский, нет ни одного, выглядело несправедливым. Успокоенный этой мыслью, Тимофей продолжил свое путешествие.