Египетские ночи

Ее вдруг охватило странное возбуждение. Желание плакать прошло, теперь каждый нерв был напряжен до предела, натянут, словно тугая струна. Голова раскалывалась от боли, и она еле сдерживалась, чтобы не закричать во всю мощь легких.

Энн медленно сошла по ступенькам и, перейдя дорогу, остановилась под деревом. В листве шуршал ночной ветерок. Увы, в шорохе листьев, который то умолкал, то начинался с новой силой, ей слышалось нечто зловещее.

– Я люблю Тони! – воскликнула она и задумалась. Интересно, чем он сейчас занят, что чувствует? Наверное, ищет ее повсюду, ходит среди танцующих и заглядывает в лица, а ее нет и нет.

На его добродушном загорелом лице наверняка застыло выражение тревоги, меж бровей пролегла смешная складочка, которая, по его мнению, придает ему глубокомысленный вид, когда он что-то обдумывает. Констанс же считает, что это лишь придает ему комичный вид.

– Я люблю его, – повторила Энн.

Тони стал ей дорог, очень дорог, в этом нет ни капли сомнений. Ей приятна его нежность, его доброта, то, что он всегда думает только о ней и никогда – о себе. Он такой большой и сильный, а порой бывает неуклюж, как неуверенный в себе мальчишка.

– Я люблю его! – снова прошептала Энн, и ей послышалось, что шорох листьев над головой повторил эти слова.

Но как ей признаться ему в своих чувствах? Есть ли у нее право ответить взаимностью на любовь, которую он ей предлагает?

Задрожав, Энн закрыла лицо руками. На нее нахлынули резкие, безжалостно отчетливые образы того, что произошло в тот вечер в Каире накануне ее отъезда в Хартум. Казалось, этот день навсегда запечатлелся в ее памяти с четкостью старинной гравюры.

Она увидела, как ее искусно заманивают в сети обмана, столь изощренно расставленные специально на нее. Увидела, как сама безрассудно ступает в умело расставленную ловушку.

Господи, какая глупость, какая наивность! Зачем слушала сладкие речи? Почему так упрямо отказывалась вдуматься в то, что Лидия настойчиво пыталась ей втолковать?

Увы, теперь слишком поздно. Что произошло, то произошло. Ей уже никогда не стать такой, как прежде, – счастливой и беззаботной, какой она была до встречи с бароном.

Почему, почему она позволила ему вскружить себе голову?

Что-то словно парализовало ее разум. Ей казалось, будто она стоит у самого края, заглядывая в бездонную черную пропасть. Не в силах оторвать глаз от этой бездны, она все всматривалась и всматривалась в нее. Ничего не стоит утонуть, навеки сгинуть в этой злой черной бездне…

Ее жизнь как будто остановилась, застыла, сознание отключилось…

Наступил следующий день, она проснулась, оделась, позавтракала, автоматически совершая привычные действия. Какая-то часть ее существа действовала машинально, бездумно, механически. Но она знала, что впереди ее ждет нечто ужасное, жестокое, бесчеловечное. И ей стало страшно.

Именно Тони вернул ее к нормальной жизни, возвратил из сумерек небытия в страну живых. Но он же вернул ей и способность страдать.

До этой минуты она ничего не чувствовала, погрузившись в апатию и безразличие, ей казалось, будто окружающий мир навсегда отделен от нее несокрушимой преградой.

Благодаря Тони, благодаря его любви к ней вновь вернулась способность чувствовать. Но вместе с этим вернулся и страх – это он заставлял ее бессознательно съеживаться; страх, ужас и ожившее прошлое.

– Я этого не вынесу! – проговорила она себе.

Казалось, будто незримая сила раздирает ее на тысячи частей и страданиям не будет конца. Ее вновь охватил ужас, тот самый, что впился в нее мертвой хваткой в доме барона.

Этот ужас был реален, он неотступно следовал за ней, пытаясь вцепиться в нее жадными, похотливыми пальцами, вынуждая покориться его власти.

Энн со стоном оторвалась от дерева и приблизилась к краю набережной. Здесь она остановилась, глядя на темную гладь реки.

– Еще один шаг, – прошептала она. – Еще один шаг.

Негромкий плеск воды, игра бликов света на водной поверхности завораживала, погружала в транс.

– Я исчезну, – еле слышно прошептала Энн. – И все забудется.

Неожиданно дала о себе знать головная боль, как будто что-то с силой надавило изнутри на глазные яблоки. Издав сдавленный крик не громче младенческого писка, она бросилась вниз…

Тело Энн с силой врезалось в темную речную воду, которая тут же сомкнулась у нее над головой.

«Сейчас утону», – мелькнуло у нее в голове.

Однако инстинкт самосохранения оказался слишком силен, и она стала бороться за жизнь.

Вода лишила ее зрения, а от удара о воду перехватило дыхание. Энн барахталась, била руками по воде, отплевывалась и не сразу поняла, что ноги уже нащупали илистое дно.

Она промокла до нитки, вечернее платье отяжелело и липло к телу. Отчаянно дрожа, Энн выпрямилась во весь рост и с удивлением обнаружила, что вода едва доходит ей до колен!

Едва отдавая себе отчет в том, что делает, Энн медленно добрела до каменной кладки набережной, которая тянулась вдоль берега на высоте десяти-двенадцати футов над ее головой.

Прислонившись к каменной стене, она попыталась дрожащими руками убрать с лица мокрые пряди. Затем к горлу подкатился комок, и ее вырвало.