Египетские новеллы

И снова изо рта потекла кровь. Кровь текла и из раны. Он впал в забытье…. Мы молчали… Я осмотрелся по сторонам. Казалось, что стены, от которых отражался предсмертный хрип человека, пришли в движение. Медленно тянулось время; между минутами точно проходили году… Мой ассистент едва стоял на ногах. Крепко сжимая руками спинку кровати, он так и впился глазами в банку из-под крови. Взгляд сестры переходил со рта, который стал, как рана, на рану, которая стала подобна рту. Санитар замер, застыл. Руки его крепко держали зажим кислородной подушки.

Все мы готовились встретить неизбежное. Чувствовалось, что страшное витает вокруг нас. Наши сердца, наши руки, наш разум — все соединилось, чтобы защитить человека, отогнать нависшую над ним ужасную угрозу.

Шли секунды, минуты. В комнате стало тесно. Дышать было тяжело…

Все бросились к Абдель Кадеру, как бросаются в бурлящее море спасать утопающего…

Мы вдували в его легкие воздух… прокалывали его грудь длинной иглой, которая доходила до сердца, лекарство поддерживало его… Открывали кислородные подушки, чтобы встрепенулась, ожила грудь…

Поединок с сильным невидимым врагом продолжался. Мы прилагали все силы, отдавали всю свою энергию; казалось, что мы можем сдвинуть горы, заставить трепетать небо, перевернуть землю… Но действительность, неумолимая действительность преследовала нас. Мы боялись поверить в нее. Старались обмануть неизбежное, соревнуясь друг с другом в притворстве. Отдав себя целиком, исчерпав все свои силы, мы старались вообразить, что провели, обманули действительность…

Из угла донесся сдержанный плач сестры. Мы содрогались от затаенных рыданий, по телу пробегала дрожь. Плач сестры перешел в рыдание. Санитар, отбросив кислородные подушки, упал на колени перед Абдель Кадером и горько заплакал. Сквозь слезы слышны были его слова:

— Брат, мой дорогой брат…

Послышался голос моего ассистента. Он обращался ко мне:

— Да продлит аллах твою жизнь.

Глаза его были полны слез. И в моей душе возникло ощущение человека, который понял всю свою беспомощность и ничтожество. И я уже не владел собой, только слезы, которые красноречивее слов, говорили обо всем. Я хотел обнять своего друга, скрыть свое бессилие перед смертью, но не мог.

Так продолжалось долго. Ожидая чего-то, мы всматривались в человека, который лежал перед нами… Эта утрата оставила след в наших сердцах.

Глаза наши не отрываясь смотрели на его простое лицо, на котором блестели капли пота… Последние капли… Он отдыхал теперь в вечном покое. И даже когда мы накрыли его покрывалом, сомнение в его смерти не покидало нас…

МАХМУД БАДАВИ

Настоящий мужчина

Перевод Н. Прошина

Кто у вас преподает латинский язык?

— Мистер Хинтер.

— А греческий?

— Райт.

— В обязательном порядке?

— Нет, по желанию каждого.

— Я ведь тысячу раз говорил, что тебе нужно изучать право. Это то, из чего можно извлечь выгоду. А что тебе дает литература, что могут дать в этой стране занятия на литературном факультете?

Хикмат была возмущена мужем. Он осуждал своего брата за то, что тот увлекся литературой, и при каждом удобном случае упрекал его.

Она знала, что Хусни — брат мужа — очень чувствителен, его раздражала любая мелочь. Хикмат осуждающе посмотрела на мужа, и он замолчал, а она искусно перевела разговор на другую тему.

— Устаз, принес ли ты мне билет? — Она имела в виду билет на концерт в музыкальной школе, организованный специально для женщин.

Хусни оторвал взор от книги, в чтение которой он углубился после неприятного разговора с братом. Весь как бы съежившийся, он попытался изобразить подобие улыбки.

— Я принесу его вечером, — ответил он.

— А ты сумеешь совместить университет с занятиями музыкой? — спросил его брат.

— А почему бы и нет?

— Тебе это не удастся. Университет — не средняя школа… Лучше бы ты отложил музыку в сторону и занимался в университете. Ты и так зря потратил немало времени.

Хикмат негодовала. Что произошло сегодня с ее мужем? За что он так напал на брата? Правда, муж старший и заменяет брату отца, но Хусни уже пошел двадцатый год, у него сложились свои взгляды на жизнь. Занятия для него — это прежде всего желание найти свое призвание, а не источник будущих материальных благ. Хикмат сочувственно смотрела на Хусни. Он сидел молча, хотя весь кипел от злости.

Когда муж удалился отдыхать после обеда, Хикмат осталась с Хусни наедине. Ей хотелось успокоить его. Она мягко спросила:

— Что ты будешь завтра играть?

— Произведения наших композиторов.

— Один?

— О нет!.. Конечно, в оркестре.

Хикмат продолжала беседовать, пока Хусни не успокоился. Ему пора было идти в музыкальную школу. Он простился.

* * *

— До диез… ми, соль… ми, соль… До диез, — сердито поправлял Хикмат молодой человек.

Хикмат сняла руку с клавишей пианино и, с улыбкой взглянув на Хусни, спросила:

— А был ли твой учитель таким жестоким с тобой?

— О, гораздо больше! — улыбнувшись помимо воли, ответил Хусни. — Повтори еще раз эту часть.

Хикмат сыграла и повторила ту же ошибку. Сдерживая себя, Хусни стал рядом с ней и попросил прочитать ноты вслух.