Египетское метро

Девушку звали Катя. Она была не очень умна, еще по-детски доверчива и не сознавала в должной мере своей привлекательности, как молодые большие собаки некоторое время не чувствуют собственной величины и силы. И в привязчивости её было что-то собачье. Вероятно, она решила, что передача её из рук в руки происходит по их взаимной договоренности, и покорно ждала, когда они определятся, с кем из них ей всё-таки жить. А еще она очень не хотела возвращаться к себе домой, в какую-то страшную пьющую семью. Ну и они вполне этим попользовались. Где-то через три месяца Абакумов пришел с ней в гости к Тверязову и просто оставил ее там. С Тверязовым она могла бы прожить долго, может быть, и всю жизнь, если бы её не увел Тягин. Увел шутя, между делом. А прожив с ней месяц, отправил обратно к Тверязову. И тут тихий Тверязов взбунтовался и не принял её. Она попробовала вернуться к Тягину, он её выставил. Она исчезла. Года два спустя Тягин увидел ее возле Привоза у входа в один из прибазарных зловонных дворов. Она крепко выпивала, что было видно по её окружению, и по лицу, уже приобретавшему общие для алкоголиков черты, выделяющие их как бы в отдельную народность. Прошло еще сколько-то лет, и вот однажды в редакцию, где он в тот вечер одиноко засиделся, занесло посетительницу лет пятидесяти, испитую, косноязычную бабу. Непонятно даже было, как она в столь поздний час там оказалась. Странных просителей тогда по редакциям ходило немало, но ничего более дикого, чем просьба этой бабы, Тягин не слышал. Она рассказала, что летом её старшую дочь нашли убитой в одном из строящихся в Аркадии многоэтажных жилых домов. И вот не могла бы их газета посодействовать в том, чтобы хозяева этого дома, когда его достроят, раз уж убийцу не нашли, выделили в нем ей и ее семье хотя бы самую маленькую квартирку. Жить им, после того как сгорел их дом под Одессой, негде, а так она еще и была бы всегда рядом со своей любимой доченькой, с памятью о ней. Когда опухшими руками она стала выкладывать вслед за свидетельствами о рождении, о смерти и еще какими-то бумажками, наконец, фотографии, у Тягина потемнело в глазах. Он дал ей денег, что-то наговорил и выпроводил. Помнится, его поразила изощренная драматургия возмездия. И постоянно крутился вопрос: почему именно к нему? Недели две спустя, выпивая в одной компании с Абакумовым и Тверязовым, он рассказал им о визите бабы. На что Абакумов, вздохнув, произнёс: «Вот и это лёгкое дыхание растворилось в окружающем воздухе». Позже Тягин подумал, что Кум, может быть, и вздохнул и сказал вполне искренно, с горечью, но в тот момент услышал только обычное абакумовское глумление. Выждав с четверть часа, выпив еще, он прицепился к какой-то его очередной шутке и набросился на него с таким остервенением, что их едва растащили.

И вот после этой удивительной истории, глубоко его поразившей, – что было у него в голове, какой лукавый его попутал, когда он увидел под тверязовским домом Дашу, жену Тверязова, выскочившую на улицу после очередной ссоры? С дорожной сумкой на плече и курткой на локте, она сказала, что у неё с Тверязовым всё кончено. И вместо того чтобы отвести ее, подвыпившую, к мужу и помирить, он увел ее на Канатную. На следующий день они улетели в Москву. Бежали. Ужаснувшийся содеянному Тягин думал, что там, отдышавшись, он что-нибудь придумает. И ведь даже тени мысли не мелькнуло, в какую ловушку он себя загоняет! Что тогда чувствовала и о чем думала Даша, Тягина не очень интересовало, ему меньше всего хотелось повторить историю с несчастной Катей (а если еще учесть, что до того, как Даша стала женой Тверязова, за ней пытался приударить Абакумов, неприятная параллель просто била в глаза), и он полагал, что через Москву это будет выглядеть не так похоже. Возвращение однако с неделю на неделю откладывалось, и зажили они какой-то тусклой, через силу жизнью. У него хотя бы были дела, работа. Даша, сосредоточившись на обустройстве быта, жила еще стесненней. За всю жизнь никуда ни разу не выезжавшая, она была к тому же напугана Москвой, что несказанно раздражало Тягина, которому казалось, что она притворяется.