— Как же хорошо с тобой… За что мне такое счастье, как ты?
Я облизала ножик. Люблю помидорки.
— Ты украл мой вопрос.
Дин улыбнулся и поцеловал мое плечо.
— Я далеко не счастье. Врагу не пожелаю себя. Я вообще плохой человек. У меня черствое сердце и злобная душа.
Я повернулась к нему лицом и уперла кончик ножа Дину в шею. Тот пошло заулыбался.
— Винчестер, не неси херню. Ты самый замечательный человек из всех, кого я знаю. Твоя душа ранимая и добрая, ведь ты бы так не убивался по мне, когда я умерла, если бы это было не так. Твое сердце не черствое. А знаешь, почему?
Дин посмотрел мне в глаза.
— И почему же?
— Потому что оно способно любить.
И тут мы должны были поцеловаться. Но…
Дин схватил свой нож и медленно отвел от своего горла мое лезвие. Улыбнулся.
— Защищайся!
Я рассмеялась и, взяв свой нож поудобнее, принялась отражать атаки Винчестера.
— Дин, ты как ребенок, честное слово!
— Дин, ти как лебенок, честьное слёво!
Винчестер передразнивал меня и улыбался.
Мы около десяти минут махались ножами, пока его лезвие не оцарапало мою щеку.
— Ааау!
Я схватилась за лицо.
Дин мигом стал серьезным.
— Малая, ну-ка покажи.
Я убрала окровавленную руку с лица.
Дин прикусил губу.
— Твою мать! Вот придурок! Идиооот…
Винчестер вытирал кровь платком с моего лица, а я смотрела на него и улыбалась.
— Ты улыбаешься? Меня убить мало, а она…
— Ты так заботишься обо мне…
Дин улыбнулся.
— Ну, а как иначе.
Он достал аптечку и, промыв мне рану, заклеил ее пластырем.
— Вот идиот то! Ну все, у тебя шрам теперь останется!
Я дотронулась до лица.
— Так сильно?
Дин кивнул.
— Глубокая. Сантиметров 6 длиной.
Я улыбнулась ему. Было больновато.
— Не парься. Я люблю шрамы.
— Ну не на лице же!
— А на лице вообще круто!
Винчестер приподнял бровь.
— Ам.
— А ты думал. Я вообще странная. Так что ты еще поразмышляй, пока не поздно отменить свадьбу.
Дин усмехнулся.
— Тьфу на тебя. Еще чего. Мне интересно, как ты будешь себя вести, когда выйдешь замуж.
— Вот поверь: ничего не изменится.
— Ну это мы еще посмотрим.
Я усмехнулась. И тут…
— Блять! Дин! Гречка!
— Твою мать! Мясо!
Мы поспешно вернулись к готовке.
Все было не так плохо. Гречка просто немного вылезла из кастрюли, а мясо чуть не пережарилось.
На кухню забежала Дианка.
— Тетя Тата, дядя Дин!
Мы обернулись.
— Что, принцесса?
— Мамоська зовет вас!
Мы с Дином переглянулись. Че она опять намутила там?
— Сейчас придем.
— Холосо.
Моя пельмяшка убежала в комнату.
Мы выключили плиту и, сняв фартуки, пошли к Лизе в комнату.
— Трэн, хватит ржать! Скажи им, пусть в зал идут!
К нам вышел плачущий от смеха Кевин и попросил уйти в зал. Мы с Дином, ничего не понимая, пошли в зал.
— Готовы?
Мы поудобнее устроились на диване.
— Дооо.
Из коридора к нам вышла Лизка. Но…
Господи, так мы еще не ржали…
Она была замотана в белую простыню сверху, а на заднице красовался подгузник, тоже из простыни. На спину были прилеплены маленькие крылышки. В руках она держала лук и стрелы с наконечниками в форме сердечек.
— Лизавеееетаааа… ахахахах…
Дин, хохоча в голос, завалился на диван.
— Лизкаааа… нахууй… бляяять…
Я завалилась на Дина.
Лизка бегала по залу и пыталась поставить стрелу на тетиву лука. Наконец, у нее это получилось. Она довольно улыбнулась.
— ПАМАТУ ШТО ЙА КУПИДООН ОТ БОЖЕЕНЬКИИ!
Мы с Дином заржали в голосяндру.
Лизка еще около получаса носилась вокруг нас с ором и криками. Наконец, она села рядом с ржущими нами на диван.
— Лизавет, а тебя че понесло то?
Лизка пожала плечами.
— Когда-то я пообещала себе, что если у вас будут серьезные отношения, то я наряжусь в купидончика. Вот.
Мы заржали уже втроем.
Время неумолимо бежало вперед, приближая нашу свадьбу.
За три дня до этого события у меня начался мандраж. Мне было страшно. Вдруг я упаду, пока до алтаря дойду? Вдруг я ступлю и скажу «нет»? Ааа, Боже, страшно-то как!
Организацию свадьбы взяла на себя Лизка. Я боялась, что она че нить накосячит, поэтому контролировала ее деятельность. Пока вроде ничего страшного.
Мой страх дошел до того, что, пока я наливала себе чай с бергамотом, я уронила и разбила кружку.
— Аааа я больше не могу!
Я собрала осколки, вытерла пол. Надо успокаиваться.
Я побежала в нашу с Винчестером комнату.
Открыла дверь и влетела внутрь. Дин, искавший в шкафу рубашку, обернулся.
— Эй, малая, ты чего?
Я с разбегу запрыгнула ему на руки.
— Я большее не могууу!
Дин усмехнулся и сел со мной на кровать.
— Рассказывай.
Я обняла его за шею.
— Я разбила кружку.
— И что? Разбила и разбила, с кем не бывает.
— Дин, если ты не замечаешь, меня трясет. Мне страшно.
Винчестер поудобнее усадил меня у себя на коленях.
— Что такое?
— Дин, я боюсь свадьбы. Вдруг я сделаю что-нибудь не так, и ты не возьмешь меня в жены?
Дин расхохотался.
— Малая, даже если ты разнесешь алтарь к чертовой матери, я возьму тебя в жены. Даже если ты апокалипсис устроишь, я женюсь на тебе.
Он прижал меня к себе. Я почувствовала себя такой маленькой в его руках…
— Я не могу не жениться на тебе. Ты же моё всё.
Я растаяла. Вот почему стоит ему только сказать что-то подобное, как я превращаюсь в белого и пушистого котенка?
— Как ты это делаешь?
Дин улыбнулся.
— Делаю что?