Его дерзкий поцелуй

Иден отлично понимала, зачем он все это делает. В нем говорит ревность. Жестокий свет отвергнет ее, не простив такого нарушения приличий, и она не будет иметь возможности танцевать. Ему не придется запирать ее в Ирландии, чтобы изолировать от соблазнов. Дьявол, настоящий дьявол!

А муж не отступал: он начал поглаживать ее волосы, проник языком в ее рот. Будь они наедине, Иден уже теряла бы рассудок от возбуждения, но сейчас его безумные действия породили в ее голове некий план.

Пожалуй, она зашла слишком далеко, позволив ему сделать все, чтобы лишить ее благосклонности общества, ведь он чуть ли не за ухо утащил ее с бала. Если Джеку угодно, он может вести себя как дикарь, но Иден не позволит ему утащить ее следом за собой.

– Да… – сдавленным голосом протянула Мора, и Джек наконец оторвался от губ жены, прервав этот вызывающий поцелуй, но окинул жену таким горящим взглядом, как будто собирался проглотить ее целиком.

Иден понимала, что слова тут не помогут. Она даже не пыталась говорить, а прибегла к вечному женскому средству: закатила глаза, вздохнула и сделала вид, что теряет сознание.

Джек подхватил ее на лету. Зрители ахнули от неожиданности. Смеялся только этот пират, ее бессовестный муж. А потому Иден и не думала приходить в себя. Джек поднял ее на руки, положил ее голову себе на левое плечо, а правой рукой подхватил жену под колени.

Иден сквозь ресницы наблюдала за происходящим. Лицо Моры отражало полученный шок, но Иден не могла разобрать, была ли то ревность, зависть или возмущение. Другие дамы энергично обмахивались веерами, демонстрируя, насколько они поражены.

– Бедная девочка, – шептали вокруг.

– Такая милая! С чем только ей не приходится мириться.

– Он настоящий дьявол!

– Безнравственный человек.

Дамы из «Садового клуба» пожирали Джека жадными взглядами, пока он проносил мимо них бесчувственную Иден.

– Извините нас, – сухо проговорил Джек. – Все в порядке. Не беспокойтесь. Я позабочусь о ней, – добавил он со зловещей ухмылкой.

И вышел из зала, как некий языческий бог, уносящий свою девственную жертву.

Ну что же! Теперь, во всяком случае, никто не станет утверждать, что между ними нет настоящей страсти, с мрачным удовлетворением думал Джек, пока нес свою жену по коридору.

Обеспокоенные слуги жестами указывали на дверь библиотеки, где царили тишина и спокойствие. Джек вошел, осторожно положил жену на обитый кожей диван и спросил у суетящейся челяди бренди.

– Сию минуту, милорд. – Лакей тут же подал бокал для несчастной леди. – Это должно помочь.

Иден все не открывала глаза.

Джек взял бокал из рук лакея, отставил его в сторону, выслал слуг, запер за ними дверь и на мгновение остановился, представляя себе, какой разразится скандал. Нет, не скандал, два скандала! Ведь был еще мокрый лорд Пембрук. А если считать сплетню, придуманную горничной, будет все три!

Джек не хотел бы слышать, что думает об этом его жена, но он просто ничего больше не мог придумать, чтобы доказать этим людям, что он познал – познал в библейском смысле этого слова – свою жену и что он отец ребенка, о существовании которого скоро станет известно.

В сочетании с уроком, который он преподнес в оранжерее лорду Пембруку, Джек мог считать, что позаботился о будущем своего сына и на корню пресек всякие сплетни. Теперь каждый мужчина, дерзнувший приблизиться к жене Джека Найта, будет знать, что его ждет.

Сам Джек Найт чувствовал одно только удовлетворение.

Мора своими глазами увидела, чего она лишилась. Джек надеялся, что она ощутила сожаление. Что касается его самого, он ни о чем не жалел, в очередной раз бросив вызов обществу. Пусть он выглядел дикарем, но ему нет дела, что эти люди думают о нем. Ему важно, что думает Иден.

Джек медленно повернул ручку двери и посмотрел на жену, которая и не думала прекращать представление.

– Ты можешь открыть глаза.

– Я не хочу, – ответила Иден. – Не хочу тебя видеть. – Однако в тот же миг приподняла голову, быстро села и опустила ноги на ковер. – Как ты мог? Варвар! О чем ты думал? Нельзя так себя вести!

Джек молчал.

– Что ты наделал! Ты нас опозорил! Нас больше никогда и никуда не пригласят.

– И что в этом плохого? – помолчав, произнес Джек.

– Я никогда не чувствовала себя такой униженной.

– Униженной? – глухо переспросил он.

– Ты унизил меня перед всем миром! Джек был поражен.

Иден вскочила, схватила бокал с бренди, сделала глоток и тут же закашлялась – она не пила крепких напитков.

Тем временем Джек пытался понять, о каком унижении она говорит? Она стесняется их взаимной любви?

Вчера ночью она не стеснялась, а лишь стонала от наслаждения.

Джек опустил голову и стиснул ее руками, пытаясь вернуть себе ясность мыслей и справиться с чувствами, которые захлестывали его, как шторм в Атлантике.

Иден сердилась из-за поцелуя. Это он мог понять. Не мог понять он другого – при чем здесь унижение? Может быть, она стыдится его? Как всегда стыдилась мать… Как устыдилась Мора и предпочла древнего старика, отшвырнув прочь его юную преданность?

Если бы только он мог ей все объяснить… Но почему он должен что-то объяснять?