Складки на его лбу становятся глубже. – Это просто невозможно, - начинает он. Затем он останавливается, чтобы подойти к своему столу, явно озабоченный выяснением того, как я могла быть зачислена в его класс. Вместо того чтобы просто спросить меня, он начинает яростно стучать по клавиатуре, а его глаза неотрывно сосредоточены на экране, пока он входит в свой компьютер.
Всплеск гнева начинает заменять то, что я чувствовала к этому человеку минуту назад.
- Вы думаете, что я пришла сюда, чтобы
Он не отвечает.
Хорошо, итак, может я и знала мистера Гейба, когда была ребенком, но этот парень явно стал придурком за последние годы. Все-таки не похоже, что я знаю его – он и мой отец поссорились много лет назад, и во всем, что говорил мой отец про него, содержались такие слова, как «безбожник» и «развратник».
Само собой, это только интриговало меня, и я незаметно прошмыгивала из дома в библиотеку, где заимствовала книги мистера Гейба. Первой книгой была та, которая сделала его известным, но на самом деле это была вторая книга, написанная им. Я читала все его книги; должно быть, я обдумывала каждое слово сто раз.
Но я не могу сравнить человека, который написал красивые слова в этих книгах, с тем человеком, который, видимо, считает, что я недостаточно хороша, чтобы попасть в его идиотский класс.
Даже если мой желудок и переворачивается снова и снова, и я так волнуюсь о пребывании здесь, будучи студенткой, что могу упасть в обморок. И если даже я не чувствую себя достаточно умной, чтобы посещать колледж такого масштаба.
- Я подавала заявление, чтобы попасть в ваш класс, и я послала образец сочинения в письменной форме, - говорю я, добавляя уверенности в мой тон, хотя я слышу, как дрожит мой голос в моих собственных ушах. – Я была принята в эту школу и в ваш класс, как и все остальные.
Когда мистер Гейб, тфу
- Так ты и сделала, - бормочет он, смотря обратно на экран компьютера, прежде чем снова посмотреть на меня. – Я читал каждый образец сочинения. Я и понятия не имел, что один из них был твоим.
- Это бы изменило ситуацию? – злобно спрашиваю я. Он расстроился, что я имела наглость подать заявление в его класс? Достаточно того, что мой отец думает, что я не должна «бежать в колледж», как он выразился. Но профессор Райан выглядит таким удивленным, что я в его классе, что это просто оскорбительно.
Но профессор Райан, похоже, даже не замечает того, что я расстроена. Он едва ли обращает внимание на это. Вместо этого, он открывает ящик своего стола и, вытаскивая папки, бормочет себе под нос. – Я помню твой образец….
Его голос стихает, пока он открывает бежевую папку.
Мое сердце останавливается. Кроме общей формы электронного письма, в котором сообщалось, что я принята в класс, я никогда не получала какой-либо еще обратной связи на мое заявление – и это письмо точно не было обратной связью. Ни один человек не читал ничего написанного мной до этого: ни мои друзья из Саус Холлоу, ни, определенно, мой отец. Никто, кроме профессора Райана, который явно даже не знал, что оно мое.
И теперь он стоит прямо здесь, держа папку и просматривая ту часть, что я ему прислала. Прямо здесь, перед моим отцом.
Мое сердце перестает биться, а страх сжимает грудь. Профессор Райан не станет читать его вслух, так ведь? Он понимает, насколько личен, насколько
Я не могу дышать.
Я не имею никакого оправдания тому, что делаю дальше, за исключением того, что я ужасно запаниковала и не ясно мыслила. Я просто понимаю, что этот человек держит мое сочинение, то, над которым я так усердно работала, в которое я вложила всю свою душу, а он смотрит на меня так, будто я бездарность.
Я хватаю папку и вырываю ее прямо из его рук.
- Я была зачислена в ваш класс, по-честному, - говорю я ему, прежде чем он сможет отреагировать, и, прежде чем я пойму, как глупо и по-детски я только что поступила. – Но, если вы думаете, что я не должна учиться здесь потому, что я вас знаю, или потому, что я недостаточна хороша, тогда я отступлю.