Его девственница (ЛП)

Это также неожиданно, как то, что обычно многословный писатель, стоит рядом с восемнадцатилетней девушкой и заикается, как идиот, пытаясь найти подходящие слова. Моя способность использовать английский язык полностью испарилась в считанные секунды, как только Алан и Пьюрити появились в дверях моего кабинета.

Алан смеется, звук эхом разносится по моему кабинету и коридору. Звуку следует быть теплым и комфортным, ведь он проповедник, но это не так. Вместо этого он ледяной, такой же, каким я его помнил. – Неожиданно? Пьюрити зачислена в твой класс, Габриэль.

Что он сказал?

Мои глаза возвращаются к Пьюрити в ее скромном платье, со слабым оттенком розового румянца на щеках. Она – воплощение невинности и целомудрия, и в один момент у меня появляется непреодолимое желание обладать этой невинностью. Я хочу получить эту чистоту.

Я хочу полностью развратить ее.

- Она в твоем классе, Габриэль, - повторяет Алан.

Блядь. Эта девушка слишком молодая, совершенно под запретом и к тому же дочь проповедника, не меньше – учится в моем классе?

Я буду проклят.

Пожалуй, попаду прямиком в ад, учитывая то, что я хочу с ней сделать.

2 Пьюрити

Проклятье. Это так унизительно.

Жар поднимается к моим щекам. Мне стыдно за ругательства в моей голове, но я ничего не могу с этим поделать. Я сгораю со стыда.

Мистер Гейб – так я его называла, когда была ребенком, смотрит сейчас прямо на меня, нахмурив брови, с таким мрачным выражением лица, что это заставляет думать о том, как будто он зол из-за того, что я записалась на его курсы.

Он кажется мертвенно-бледным от того, что я в его классе.

Но даже это не самая неловкая часть во всей этой ситуации. Если бы только она. Стыдно, конечно, что мой отец притащил меня в кабинет мистера Гейба – и даже не потому, что они когда-то были друзьями. Нет, он привез меня сюда, чтобы натравить мистера Гейба на меня.

Отец сказал мне, прежде чем мы покинули Саус Холлоу: «Я собираюсь поговорить с мистером Райаном. Я не позволю тебе сбежать в колледж за сотни миль от дома, если только кто-то, кого я знаю, не будет приглядывать за тобой, и кто будет докладывать мне о твоем поведении. Не должно быть ни парней, ни алкоголя, ничего, кроме учебы. Учебы и церкви».

Назвать моего отца чрезмерно опекающим было бы слишком мягко.

Я – дочь проповедника. И не просто проповедника. Мой отец – проповедник в Саус Холлоу, руководитель единственной церкви в маленьком городке, где я родилась и выросла. Он проповедует адские муки и осуждение, бранит и критикует все пороки мира, а также считает, что единственный путь на Небеса – держаться подальше от всех форм искушений.

Например, искушения в виде мужчины, стоящего передо мной прямо сейчас. Слишком красивого, с точеным подбородком, темными глазами и легкой щетиной. Того, который смотрит на меня со смесью презрения и гнева.

Вы знаете, что говорят о детях проповедников, что якобы они более сумасбродны, чем обычные дети? Это не про меня. Мой отец позаботился о том, чтобы я сидела под замком, пока была ребенком. Я всегда сопереживала Рапунцель, запрятанной в башне от всего мира, потому что я сама чувствовала себя именно так большую часть своей жизни.

У меня никогда не было парня, ни говоря уже о свидании.

Поэтому, что может быть более неловким, чем быть девушкой из провинциального городка, которую отец притащил в кабинет профессора, чтобы тот приглядывал за ней, пока она учится в колледже? Что может быть более унизительным, чем то, как мистер Гейб смотрит на меня прямо сейчас, словно это огромная ошибка и у меня нет никаких шансов учиться в его литературном классе, потому что я обладаю абсолютно нулевым талантом?

Возможно ли что-то более унизительное, чем это?

Только то, что, когда он смотрит на меня – такой мрачный, злой и высокомерный – тепло по моему телу распространяется вплоть до кончиков пальцев. Это тот вида тепла, которое несется сквозь меня, когда я лежу в постели ночью, думая о том, каково это будет – чувствовать чьи-то губы, ласкающие мою кожу, или чьи-то пальцы между моих ног.

Я уверена, человек вроде мистера Гейба, такой видный и опытный, точно знает, как правильно прикоснуться к женщине.

Слова пролетают сквозь мозг, прежде чем я могу остановить их. Когда мои глаза встречают глаза мистера Гейба, клянусь, он видит меня насквозь. Я клянусь, он знает о моих самых греховных мыслях, и мое лицо заливается краской. У меня перехватывает дыхание.

Я говорю себе, что это не правда, и он не может знать, о чем я думаю. Он не мог просто почувствовать, что я только что представляла, как его кончики пальцев будут ощущаться, когда он пройдется ими по моей коже.

Это так неправильно.

Я знала мистера Гейба, когда была маленькой. Я даже сейчас думаю о нем как о мистере Гейбе, а не как о мистере Райане или профессоре Райане.