Его глазами

Во вторник, около пяти часов дня, «Принц Уэльский» поднял якорь, снова уходя навстречу войне. Он прошел близко от «Августы», которая отдала ему прощальный салют; при этом оркестр играл «Олд Лэнг Сайн». Я стоял рядом с отцом, поддерживая его под руку, и мы смотрели, как английский корабль выходит в море. Теперь у нас оставалось лишь время для краткого прощания, так как «Августа» тоже вскоре отплывала. Над морем висел туман, и лететь обратно на озеро Гэндер было невозможно. В конце концов, меня и лорда Бивербрука высадили на берег, и нам пришлось отправиться на мою базу поездом. Там я должен был устроить лорду место на самолете, улетавшем в Вашингтон, где ему предстояли дальнейшие переговоры с нашими руководителями ленд-лиза.

Мы с «Бивером» ехали на озеро Гэндер в поезде, представлявшем собой настоящий музейный экспонат — с деревянными сиденьями и пузатыми чугунными печками, стоявшими посредине каждого вагона; через каждые десять миль поезд останавливался на двадцать минут. Мой спутник, удивительный маленький человечек, был далеко не в восторге от этой неудобной поездки. Когда один безобидный железнодорожник допустил вполне простительную ошибку, дав нам какие-то неправильные сведения, Бивер в течение трех минут отчитывал его пронзительным голосом, пересыпая свои самые выразительные замечания отборными англо-саксонскими словечками из четырех букв. Этот железнодорожник должен был быть либо философом, либо глухим, чтобы, не протестуя, выслушивать такие оскорбления.

Когда меня не отвлекали подобные словесные фейерверки, я размышлял о значении того, что происходило в последние дни. Англичане приехали просить у нас помощи, но держались гордо, почти вызывающе. Наши руководители понимали, что Соединенное Королевство сражается и за нас, за всех американцев; но они были представителями народа, который еще не дошел до ясного, четкого понимания угрожавшей ему опасности. Америка все еще находилась в состоянии перехода от мира к войне. Перед нашими начальниками штабов стояла сложная задача — сопоставить английские и советские требования и обеспечить обеим странам достаточную помощь, чтобы они могли и дальше истреблять нацистов.

События тех дней произвели на меня глубокое впечатление; оно свежо и по сей день. Судьба Америки находилась в твердых руках, в руках людей, всеми силами стремившихся, как и прежде, любыми средствами обеспечить нашей стране мир и в то же время охранять наши основные национальные интересы.

В той игре, которую президент и его начальники штабов начали в гавани Арджентии, важнейшая роль принадлежала времени. Как мы знаем, время мчалось тогда так стремительно, что наши производственные планы еле поспевали за ним.

Глава третья От Арджентии до Касабланки

После всех разговоров о войне, которые велись в Арджентии, мне стало вдвое труднее мириться со своей относительной бездеятельностью в Арктике, где я занимался только воздушной разведкой. К счастью, уже недели через две после конференции, в начале сентября, моя эскадрилья была отозвана в Соединенные Штаты. Я немедленно подал заявление о приеме в школу штурманов, чтобы получить звание, если не пилота, то хотя бы штурмана, и благодаря этому иметь возможность скорее попасть на театр военных действий за океаном. Мысленно я подчеркнул красным карандашом некоторые места в своем заявлении и поставил в нем несколько восклицательных знаков. Возможно, это сыграло некоторую роль: в конце сентября моя просьба была удовлетворена, и я получил приказ о назначении на аэродром Келли в Сан-Антонио (штат Техас). Сначала я был офицером наземной службы, затем — офицером разведки; теперь мне предстояло стать офицером летной службы.