Его Голгофа

О моей просьбе Гейдар Алиевич не забыл. Он вообще никогда ничего не забывал. Память у него была просто уникальная. Через много лет он мог восстановить картину любого эпизода. Запросто перечислить по имени и отчеству тех, кто присутствовал в той или иной ситуации, кто и что сказал, кто, как и даже каким жестом реагировал. Более того, мог напомнить, какая стояла погода и который был час… Этой своей способностью он поражал, пожалуй, всех и вся. Меня, во всяком случае, не однажды. Я обомлел, когда он в подробностях припомнил мне тот мой возглас, которому никто тогда в 65-м не придал особого значения, но который по истечению короткого времени приобрел форму удачного предсказания. А случилось это при следующих обстоятельствах.

По спущенной из Москвы квоте у нас должен был появиться новый генерал. Звание «генерал» в республиках Советского Союза присваивалось строго в соответствии с ней и только тем, кто занимал соответствующую должность и кого представляло местное ЦК. Таков уж в те времена был порядок. На основании этого представления, по существу, и издавался Указ Верховного Совета СССР о присвоении такому-то такому звания «генерал».

Кандидатур было несколько.

– На ком остановимся, Сабир? Все достойны,– держа перед собой, принесенный мною список, спрашивает он меня.

– По мне – Тофик Азиевич Асланов,– предлагаю я.

– Почему?

– Заместитель министра внутренних дел… Профессионал высокого класса… Я его хорошо знаю. Работал с ним не один год. Сын Героя Советского Союза генерал-майора танковых войск Ази Асланова…– аргументируя, я неожиданно для себя самого же заключаю:

– Сын генерала должен стать генералом.

– Значит, по твоей логике выходит, что и моему сыну суждено стать генералом? – не отрываясь от списка, и не без иронии, хмыкает Гейдар Алиевич.

– Он, как и отец, сам будет назначать генералов! – опять-таки спонтанно вырывается из меня, а, спохватившись, я тут же добавляю:

– Даст Бог!

Гейдар Алиевич резко вскидывает брови и с задумчивой ошарашанностью, глядя на меня, говорит:

– Эти слова вылетают из тебя, казалось бы просто так, сами собой, а на деле… Помнишь, Кировабад…

И напомнил мне тот день после процесса, который он сравнил с Нюрнбергским и слово в слово повторил мою высказанную ему просьбу и то, что я в запальчивости произнес…

– Не помню… Это было так давно,– пожимаю я плечами.

– Семнадцать лет назад. 26 сентября 1964 года. На тебе был пуловер песочного цвета и галстук, который, как я заметил тебе, к нему не подходил, – напоминает он и, отмахнувшись добавляет:

– Да ну ладно!.. Готовь представление. Пусть сын генерала становится генералом.

«Ну и память»,– подумал я тогда. А сейчас, после многих лет, оставшихся позади меня, я думаю, что такая дается Господом единицам и только избранным, и только тем, кому Он предназначил совсем необычный путь жизни. Здесь я нисколько не преувеличиваю и, Боже упаси, если у кого возникнет мыслишка о том, что, мол, я в след ушедшему, по каким-то там соображениям позволяю себе, так скажем, приврать. Думаю, знатоки истории, исследовавшие жизнь и деятельность великих личностей, согласятся с моим наблюдением. Поражал своей памятью выбившийся из низов в императоры Бонапарт. Своей необыкновенной памятливостью повергали в изумление Македонский, Талейран, Линкольн, Бисмарк, Сталин…

Может, найдутся такие, кто поиронизирует по поводу приведенных мной исторических параллелей. Найдутся, конечно. И будут они из числа тех, в чьей структуре генов с рождения заложен роковой порок амбиций. Их можно понять. В этом мире они видят только себя. Мир и жизнь для них – ничто иное, как приложение к ним. И ни в коем случае не наоборот. С этого иллюзорного постамента самолюбования они и взирают на окружающее и уж тем более на окружение. И что для них мог значить, находящийся в этом окружении человек по имени Гейдар Алиев? Ничего, кроме выедающей их изнутри эмоции, которая внешне и то украдкой проявлялась снисходительной и напитанной ядом зависти усмешкой… В нем они видели то, чего им хотелось видеть, а не то, что в нем было и он нес в себе…

Точно не помню, но, кажется, Есенин написал:

Глаза в глаза – лица не увидать.

Большое видится на расстоянии.