Эго, голод и агрессия

В ходе моих наблюдений я обнаружил, что пищевой инстинкт и функции Эго играют гораздо более значительную роль почти в каждом случае проведения психоанализа, чем я был склонен ожидать. Сколько бы я ни пытался узнать что-нибудь о пищевом инстинкте из психоаналитической литературы, я повсюду натыкался на то, что анализ чувства голода всегда смешивался с анализом того или иного либидинозного аспекта. Были предприняты серьезные попытки к изучению проблемы функций Эго, но Фрейд доверил Эго играть лишь вторую скрипку, в то время как первая досталась Бессознательному. Я не мог избавиться от ощущения, что Эго причиняло психоанализу сплошные неудобства, будучи вдобавок слишком заметным, образованием в жизни каждого из нас с научной и практической точки зрения22.

В конце концов я достиг той точки, когда теория либидо вместо того, чтобы быть ценным инструментом в добыче знаний о патологических свойствах орального, анального, нарциссического и меланхолического типов, стала препятствием. Тогда я решил взглянуть на организм без либидинозных шор и пережил один из самых замечательных периодов в моей жизни, почувствовав шок и удивление. Новый подход превзошел все мои ожидания. Я обнаружил, что преодолел умственный застой и достиг нового понимания сути происходящего. Я начал замечать противоречия и недостатки теории Фрейда, которые на протяжении двадцати лет были скрыты от меня величием и дерзостью его концепций.

Затем я произвел переоценку ценностей. Я долгие годы работал с множеством психоаналитиков. За исключением К.Ландауэра, все те, от кого я почерпнул что-то полезное для себя, уклонились от ортодоксальной линии. За несколько десятилетий существования психоанализа возникло огромное число школ. С одной стороны это доказывает громадное стимулирующее влияние Фрейда, но с другой — незаконченность или недостаточность его системы. В новых отраслях науки, например, в бактериологии и цитологии различия между школами были либо незначительны, либо согласие между ними приводило к выработке единого направления исследований.

Пока я был целиком погружен в атмосферу психоанализа, я не мог принять того, что теории, противостоящие фрейдовской, могли иметь право на существование. Мы привыкли отметать любое возникающее сомнение как «сопротивление». Но ведь и сам Фрейд в свои поздние годы стал относиться скептически к возможности того, что курс психоанализа может быть когда-либо завершен. Это признание поразило меня как очевидно противоречащее теории подавления. Если бы невротический конфликт являлся борьбой между подавляющим цензором и подавляемыми половыми инстинктами, то либо удовлетворение инстинктов, либо устранение цензора обеспечило бы излечение. Если бы цензор был взят извне (интроецирован), то справиться с его требованиями и освободить подавленные инстинкты не составило бы особого труда. На практике невроз очень редко соответствует данной теории. Обычно анализ цензора (совести) или сексуального инстинкта не дает понимания сферы деятельности невроза. Мой опыт в качестве психиатра в южно-африканской армии показывает, что только около 15 процентов неврозов обнаруживают расстройства половой удовлетворенности, и лишь в 2-3 процентах случаев симптомы истерии могут быть прослежены до сексуальной фрустрации.

Исходя из этого, перед нами встает еще одна проблема. Что происходит, если отсутствует подавление секса? Приводит ли сосредоточение на половом инстинкте в каждом случае к урегулированию и стабилизации? Лично мой опыт показывает противоположное. Лишь после того, как я отказался от теории либидо и переоценки значения секса, я обрел верные ориентиры и гармонию между собой, своей работой и окружающими людьми. За последние несколько лет я пришел к следующим выводам:

Общий подход Фрейда к психогенным заболеваниям правилен. Смысл невроза в нарушении процессов развития и приспособления; инстинкты и Бессознательное играют неизмеримо большую роль в жизни человека, нежели кто-либо когда-либо подозревал. Неврозы являются следствиями конфликта между организмом и окружающей средой. Наша психика определяется инстинктами и эмоциями более, чем разумом.

С другой стороны, мы видим, что Фрейд переоценивал случайное, прошлое и сексуальные инстинкты и отвергал важность целенаправленного, настоящего и пищевого инстинкта. Его метод прежде всего был сосредоточен на патологических симптомах. Благодаря погружению в детали этих симптомов (так называемые ассоциации), материал, который затруднялся раскрыть пациент, мог быть вынесен на поверхность. Концентрация на патологической сфере извратила сам процесс мышления в «свободных» ассоциациях, сделав его состязанием в остроумии между аналитиком и пациентом. Психоаналитический метод превратился, таким образом, из концентрации на симптоме в децентрацию, и предоставил случаю и давлению Бессознательного определять, какая часть симптома выйдет на поверхность и станет доступной для последующей работы с ней.