...В более позднее время встречается представление о том, что для установления священного единства жизни между двумя людьми им достаточно отведать любую пищу, поскольку при совместной трапезе в их плоть и кровь входит одно и то же вещество; однако в древние времена это значение всегда приписывалось вкушению мяса священной жертвы, и возвышенная тайна ее смерти оправдывалась тем соображением, что только таким путем можно получить священное связующее вещество, с помощью которого создается и поддерживается живая связь между верующими и их Богом. Это вещество есть не что иное, как реальная жизнь священного животного данного клана, которая, как полагают, пребывает в его мясе и особенно в его крови; поэтому при ритуальной трапезе реальная жизнь священного животного фактически распределяется между всеми участниками трапезы, каждый из которых включает ее частицу в свою индивидуальную жизнь"ё
С психологической точки зрения, совместное причащение к либидо рождает чувство братства. Братьями по крови ощущают себя те, кто делают одно дело, преследуют одни цели, проходят сквозь одни и те же тяжелые испытания и придерживаются одних и тех же ценностей. Точно так же обстоит дело и во внутренней жизни индивида, когда в результате сознательного восприятия сильных аффектов эго обнаруживает существование Самости и устанавливает с ней связь. Либидонозная напряженность, символизируемая кровью, необходима для установления связи между одним человеком и другим и между человеком и Богом.
С учетом вышеприведенных соображений выпивание крови Христа при проведении католической мессы можно рассматривать как символическое отображение двойственного процесса установления прочной связи. Во-первых, каждый причастник устанавливает личную связь с Богом. Во-вторых, он психологически отождествляет себя с остальными причастниками в качестве части мистического тела Христа. Действие, при котором Христос (подобно пеликану) предлагает свою кровь в качестве питательного напитка, отображает положительный, материнский архетип, или скорее соответствующий элемент Самости. Это же значение необходимо приписать и символике чаши или потира, сгруппировавшейся вокруг крови Христа. В этой связи можно упомянуть интересный и необычный образ, использованный в апокрифических "Одах Соломона". В первых четырех стихах Оды 19 говорится следующее:
"Мне была предложена чаша молока, и я выпил ее, вкушая сладость восхищения Господом. Сын есть чаша, а тот, кто дал молоко, есть Отец. Святой Дух доил Его, потому что Его грудь была полна и Ему было необходимо освободиться от Своего молока. Тогда Святой Дух открыл Его грудь, смешал молоко из двух грудей Отца и дал эту смесь миру без ведома людей".
Феноменологический факт, что Самость объединяет в себе как мужской, так и женский принцип, обычно теряет ясные очертания в каноническом материале из-за патриархальной необъективности большинства теологов. Поэтому необычность приведенного фрагмента состоит в том, что божеству приписываются чисто женские атрибуты. В эмпирическом психологическом материале, однако, Самость, как правило, находит выражение в амбивалентных или андрогинных образах.