Его и ее

К моему ужасу она сняла на свой одноразовый фотоаппарат мою грудь в новом прикиде, затем открыла дверь и вытолкнула меня из кабинки. Кэтрин Келли просто смотрела в пол, и я стала рассматривать свое отражение в зеркале. Мне казалось, что это не я.

— Посмотри, насколько они стали больше! — заметила Рейчел и нахмурилась, взглянув на мое лицо.

— Что? — спросила я.

— У тебя все губы потрескались, это нехорошо.

Она достала из сумки крошечную баночку бальзама для губ с клубничным ароматом и кончиком пальца медленно намазала им мои губы.

— Теперь лучше? — спросила она, и я кивнула. — Дай-ка гляну, — произнесла она и поцеловала меня.

Она стояла спиной к Кэтрин, но я нет. И меня очень беспокоило, что девочка смотрела на нас все то время, пока губы Рейчел касались моих. Я стояла неподвижно, как статуя, когда она проникала языком в мой рот, полностью отдавая себе отчет в том, что за нами наблюдают.

— Не волнуйся из-за нее, — сказала Рейчел, бросив взгляд через плечо. — Она никому не скажет, правда, уродина?

Кэтрин покачала головой, и когда Рейчел снова поцеловала меня, я закрыла глаза и поцеловала ее в ответ.

Он

Среда 08.45

— Тебе надо вернуться, — говорю я, как только нахожу Анну в лесу.

Это было не трудно. Я нашел ее прямо у оврага в долине, недалеко от школы, куда обычно все плохие девочки сматывались после уроков, а иногда и во время них. Там они курили, пили и занимались еще кое-чем. Каждый год новый класс «крутых» детей считал это своим укромным местом, но о его существовании было известно всем — даже мальчикам вроде меня: информация передавалась от одного поколения подростков к другому. Три упавших ствола, притянутых друг к другу, образовывали маленькую поляну в форме треугольника. В центре — следы от недавно потухшего костра, окруженного камнями.

Анна смотрит на меня так, словно увидела привидение, и спрашивает:

— Как ты узнал, где я?

— Я помню, что ты рассказывала об этом месте.

— Правда?

Нет.

— Как бы я еще узнал? — произношу я.

Она выглядит очень смущенной. На ее лице — выражение человека второго сорта, которое она унаследовала от своей матери. Я почти испытываю угрызения совести, потому что не признался, что это Рейчел, а не Анна рассказала мне о том, как они приходили сюда вместе.

— Знаешь, ты немного похожа на нее, — говорю я.

— На кого?

— На твою мать.

— Спасибо.

Вижу, что она сравнивает себя с забывчивой старой женщиной, живущей в коттедже на вершине холма, но я имел в виду не это. Все в деревне помнят, какой красивой была мать Анны двадцать лет назад. Я всегда считал ее Одри Хепберн с окраин. Может быть, в то время я был немного влюблен в мою будущую свекровь. Спутанные седые волосы были тогда длинными, темными и блестящими, и она одевалась лучше всех уборщиц, которых я когда-либо видел. Думаю, она подурнела от тяжелой жизни. Забавно, как годы могут быть добры к красоте одних и жестоки к красоте других.

— В смысле, когда она была моложе. Хотел сделать тебе комплимент, — говорю я, но Анна не отвечает. — Ты в порядке? — спрашиваю я, хотя знаю, что это глупый вопрос.

Она качает головой.

— Сама не понимаю.

Упоминание матери Анны — всегда вопрос деликатный, кому, как не мне, это знать.

— Мне жаль, что ты думаешь, будто я вмешался в ситуацию с твоей мамой. Ты права, я должен был сказать тебе, что ей становится значительно хуже. Я действительно пытался и хотел только помочь.

— Знаю. Просто она никогда не хотела уезжать из этого дома, и я чувствую, что предала ее…

Я на шаг приближаюсь к Анне.

— Ты никого не предавала. Я понимаю, почему ты не появлялась и как на тебя действует пребывание здесь. Может быть, тебе стоит вернуться в Лондон?

Судя по ее жестам, она мгновенно интерпретируют мои слова совсем по-другому.

— Ты бы хотел этого, так ведь, Джек?

— Что ты имеешь в виду?

— Сколько лет детективу Пэтел? Двадцать семь? Двадцать восемь?

Вот уж не знал, что Анна может ревновать.

— На самом деле ей за тридцать… — недавно я сам смотрел ее личное дело… — она хороший работник, но такие женщины не в моем вкусе.

— А какие женщины теперь в твоем вкусе, если не я?

Не знаю, что мне делать — смеяться или целовать ее, но оба варианта не подходят.

— Ты всегда будешь в моем вкусе, — говорю я, и на ее лице появляется напряжение, за которым прячется улыбка.

— Постараюсь запомнить на случай, если тебе понадобится донор крови.

Я смеюсь. Наверное, запамятовал, что моя жена способна шутить. Бывшая жена. Мне не следует этого забывать.

На тропинку за нами садится сорока. Анна не может сдержаться и отдает ей честь. Этой суеверной чепухе ее научила мать.

— Пойдем, все будет хорошо, — говорю я, протягивая руку.