Его и ее

Я вижу спортивную машину, о которой он говорит, но никак не комментирую. Мне все в этой ситуации кажется странным.

Мы продолжаем идти по дорожке, и теперь я могу лучше рассмотреть дом. Он выглядит как декорация из фильма ужасов: старое деревянное здание, обвитое плющом, окна напоминают глазницы. За ними — сплошная темнота, но ведь сейчас очень поздно.

Ричард открывает входную дверь, и мы входим внутрь. Он включает свет, и мне становится легче от того, что освещение работает. Затем расстегивает молнию на своей сумке и протягивает мне зарядное устройство.

— На, держи. Пойду проверю, как там Кэт. Надеюсь, мы ее не разбудили. Чувствуй себя как дома, если в таком бедламе это возможно, а я скоро вернусь. Уверен, в холодильнике должно быть что-то съедобное, и я знаю, что там есть выпивка — мой тесть не признавал самодеятельности, но хорошо следил за своими винными запасами, — я скоро вернусь.

Он старается, чтобы мне здесь было комфортно. Это не его вина, что гостиница отменила наше бронирование; я проявила неблагодарность и чувствую, что мне надо извиниться.

— Извини, просто я очень устала…

— Прекрасно. Ты трудилась, как пчела, — перебивает он меня.

Ричард произносит эти слова так, что я начинаю дрожать.

— Знаешь, пчелы не такие трудолюбивые, как думают люди. Они могут спать в цветках до восьми часов в день, свернувшись вместе парами и держа друг друга за лапки, — говорю я, пытаясь немного разрядить обстановку.

— Кто тебе это сказал? — спрашивает он.

— Моя мать.

Стоит подумать о ней, как мне становится грустно.

— О да, я забыл, что твоя мама держит пчел, — откликается Ричард, а потом идет наверх по старой деревянной лестнице.

Странно, я не помню, что рассказывала ему об этом. Но, наверное, за эти годы мы несколько раз вели с ним пьяные разговоры, о которых я забыла.

Какое-то время я стою в коридоре, не зная, что делать и куда идти. Замечаю неплотно прилегающую к стене розетку и, рискуя умереть от удара электротоком, все-таки решаю воткнуть в нее телефон. Он начинает заряжаться, и я немного успокаиваюсь.

Я направляюсь к первой попавшейся мне на глаза двери и вхожу в старую пыльную гостиную. Похоже, последний раз ее обставляли и, возможно, убирали в семидесятых. В комнате есть камин в готическом стиле, который, как я вижу, использовали совсем недавно — на решетке еще светятся несколько тлеющих поленьев. Я подхожу немного ближе, чтобы согреться, и на каминной доске замечаю фото в серебряных рамках.

Конечно, это семейный портрет Ричарда и Кэт, стрижка боб на ее блестящих рыжих волосах смотрится так, будто их стригли лезвием. Смотрю на ее хорошенькое, сильно накрашенное личико, большие глаза и идеальную белозубую улыбку. Она позирует рядом с мужем, крепко прижимая к себе двух маленьких девочек. Теперь, когда я вижу их снова, узнаю детей, которые приходили в отдел новостей всего лишь несколько дней назад. Эти же лица были на всех фотографиях в телефоне Ричарда. Какая же я дура, что не видела этого раньше.

В комнате много фотографий их дочерей, а также пожилой пары, которую я не знаю. Возможно, это родители Кэт, которые жили в этом доме. Затем замечаю фото в рамке — эта девочка-подросток мне знакома. Я рассматриваю длинные, нечесаные, кудрявые белесые волосы, бледное лицо, торчащие уши, редкие брови и безобразные брекеты.

На меня смотрит пятнадцатилетняя Кэтрин Келли.

Я перевожу взгляд с этого фото на гламурный снимок Кэт Джонс, и от осознания, что это один и тот же человек, мне становится физически плохо.

Два эти лица очень разные — ясно, что она проделала определенную работу, а не только прижала уши, — но, без сомнения, девочка-подросток, которую я знала, выросла в женщину, которую я знаю теперь. С обоих фото на меня смотрят совершенно одинаковые глаза.

После той ночи Кэтрин больше не вернулась в школу Святого Илария. Только мы четверо знали, что с ней случилось, но в школе ходили самые разные слухи. Поговаривали, что она покончила с собой, и никто из нас больше ее не видел, включая меня.

По крайней мере, я думала, что не видела.

Она должна была узнать меня, когда впервые встретилась со мной в отделе новостей.

В отличие от нее, после школы я не очень сильно поменяла внешность, и имя у меня осталось прежнее.

Я пытаюсь сохранять спокойствие, но это больше, чем просто совпадение — я в них не верю. Меня начинает охватывать непреодолимое чувство паники, которое распространяется по всему телу, и мне становится трудно двигаться и дышать.

Мне надо отсюда выбраться.

Мне надо позвонить Джеку.

Дрожащими руками я ищу в сумке мобильный, но его там нет. Вспоминаю, что оставила его в холле на зарядке, но, прибежав туда, вижу, что телефон исчез. Его кто-то взял. Я поворачиваюсь кругом, думая, что в темноте кто-то притаился, но, судя по всему, никого нет. Пока что.