Его игрушка

Я стоял в полотенце и бронировал приват-комнату в клубе, когда пришло сообщение от Моники:

Я безнадежно возбуждена. Хочу, чтобы ты наказал меня. Сделай со мной что-нибудь немыслимое. С ума схожу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я хмыкнул. Ох уж эти женщины! Неужели думают, что позволить все — это главное. При условии, конечно, что пубертат давно позади, тогда это действительно пелена на глаза. Сейчас важно ни «что», а «кто». Я завтракаю, обедаю и ужинаю исключительно дома, не тянет на других баб. Пока. С Дэдэ очень даже забавно. Сейчас она вообще кипит: заводится и вспыхивает с пол-оборота. Фурия моя зеленоглазая. Запрет оргазма испортил ее характер, но мне все равно нравится. А с Моникой нужно поговорить. Я устал от нее, и ей пора об этом узнать.

День был расписан, а вечер с ночью, естественно, заняты моей дорогой женушкой, поэтому разговор с Моникой был отложен до выходных. Ничего, остынет немного, может, мужем заинтересуется, или подрочит на худой конец.

Глубоким вечером я привез Дэдэ в «Дарк найт». Ничем не примечательная вывеска, вход с переулка, массивная железная дверь и пара охранников рядом. Здесь не было очереди, толп крикливых девиц в ультракоротких дешевых платьях, любителей колес и выпивки. Сюда приезжали за утонченным наслаждением, на условиях полной анонимности и конфиденциальности. Люди платили большие деньги, чтобы удовлетворить свои маленькие слабости.

— Почему я так одета? — спросила Дэдэ, заинтересованно скользя взглядом по залу. Ее темные волосы отливали красным в приглушенном свете. Они были гладкими и блестящими, как черный шелк. Изысканная кружевная маска скрывала лицо, приковывая взгляд к алым губам. Но я видел, как в прорези ярко сверкали зеленые, абсолютно блядские глаза моей благоверной. Красивая, сучка. Дэдэ всегда была безумно сексуальной, но сейчас вообще финиш. А еще она опасной стала, очень опасной. Это я еще со скачек заметил.

— Ты выглядишь, как шлюхи, которые здесь работают.

Да, черное шелковое платье-футляр, подчеркивало каждый изгиб идеального тела, никакого белья, кроме пояса и чулок.

— А это? — она указала на красную ленту на запястье.

— Так все узнают, что у тебя есть хозяин.

Дэдэ повернулась ко мне, расслабленно потягивавшему виски, и обворожительно улыбнулась.

— Мерзавец ты, Джейсон.

 — Я тоже тебя люблю, — я прошелся пальцами по кружеву чулок и погладил бархатную кожу бедра.

— Правда? — кокетливо бросила она, хлопая длинными ресницами.

— Нет, — отрезал я, чувствуя, как внутри сердце сжалось. Что-то подобное я ощущал около пяти лет назад, и больше не хочу. Поэтому грубо схватил Дэдэ за тонкое запястье и потащил в пещеру, то есть приватную комнату. Бля, я реально дикарем рядом с ней становлюсь.

Мы вошли внутрь. Дэдэ опасливо держала меня за руку, беспокойно оглядывая непривычную конструкцию. Большая кровать, которая сегодня нам не понадобится, тусклый интимный свет, тихая музыка, стена, подсвеченная красным неоном, полностью нафаршированная всем необходимым и станок для фиксации и подвешивания.

— Джейсон, — позвала Дэдэ, вцепившись мне в локоть. Ей страшно. Если бы два месяца назад мне сказали, что она у меня будет искать защиты и доверчиво жаться — не поверил бы.

— Не бойся, — я повернул ее к себе, нежно проведя пальцем по щеке. — Ты мне доверяешь?

— Нет, — нервно рассмеялась она.

— Только скажи, и я остановлюсь.

Она кивнула, а я, расстегнув пару пуговиц, деловито закатал рукава белой рубашки, отошел к стене и взял веревку.

— Что ты будешь делать?

— Знаешь, что такое шибари? — Она только головой покачала. — Искусство связывания.

Я велел сбросить платье — Дэдэ осталась в поясе и чулках. Накинул веревку, не отрывая взгляд от стоячих сисек жены. Она поначалу дрожала, но вид красного плетения на светлой коже — кровь и молоко — гипнотизировал и завораживал. Я делал в меру туго и красиво, чтобы ей понравилось.

— Мне сложно дышать, — шепнула она.

— Это пройдет. Твое тело реагирует на непривычное давление.

Я переплел руки и закинул узел на крюк, не подвешивая ее, но жестко фиксируя, лишая возможности двигать верхними конечностями. Ноги развел широко и привязал к станку. Дэдэ полностью обездвижена и в моей власти. Кляп вставлять не стал. Мне нравятся ее порочные стоны. Хочу слышать их. И губы нравятся. Ей еще работать ими сегодня.

Жарко. Я скинул рубашку и, достав из брюк мазь, подошел к жене. Погладил острые розовые соски, живот, раздвинул складочки половых губ — влажные. Нравится, значит. Не зря ей кончать запретил. Теперь с пол-оборота возбуждается. Но и сегодня ей не повезет.

— Что это? — удивленно спросила, когда я провел по губам пальцем. Она слизнула сладкую мазь.

— Ничего запрещенного: немного марихуаны, виагры и выжимка из тростникового сахара. Коричневого, — насмешливо шепнул. — Не поправишься.

— Зачем?!

— Теперь я говорю, детка, а ты молчишь. За каждое слово, кроме одного, наказание. Можно только стонать.

— Ублюдок, — ласково шепнула она. Плохая девочка.