Его кровавый проект

— Независимо от того, рассматривать эти провокации как тривиальные или нет, вы бы сочли желание подсудимого отомстить за себя мистеру Маккензи признаком того, что он находился в состоянии нравственного помешательства?

— Если согласиться с версией событий, изложенной самим подсудимым, можно было бы резонно заключить, что он пребывал именно в таком состоянии.

То был «крайне важный вопрос», и лорд судья-клерк попросил свидетеля прояснить свой ответ.

Обращаясь напрямую к судье, мистер Томсон продолжал:

— Это вполне обычное явление во многих дисциплинах, в том числе в моей, когда идеи начинают восприниматься как факт, в силу того лишь, что их повторяют снова и снова. Боюсь, в данном случае определенное изложение событий — а именно, что подсудимый совершил свои поступки с целью избавить своего отца от деспотических, как он считал, действий мистера Маккензи — повторялось так часто, что с ним невольно стали соглашаться суд и различные свидетели. Однако эта история полностью базируется на показаниях единственного свидетеля — самого подсудимого. Я не вижу веских причин принять такую версию событий или, по крайней мере, не подвергать ее тщательному рассмотрению.

Лорд судья-клерк:

— И вы ее рассмотрели?

— Рассмотрел.

— И каково ваше мнение?

— Мое мнение таково, что нет причин верить словам индивидуума, который, согласно его собственному признанию, совершил самые кровавые дела. Больше того — альтернативное объяснение дает более правдоподобную оценку его поступков.

К тому времени мистер Синклер был не в силах скрыть свою тревогу. Он попытался вмешаться, прервав цепочку вопросов, которые задавал судья, но его тут же заставили замолчать.

Лорд судья-клерк:

— И у вас есть такое объяснение?

— Есть, — сказал мистер Томсон.

— Тогда я попросил бы поделиться им с судом.

— Моя точка зрения основывается на противоречиях и пробелах в рассказе подсудимого, изложенном и мистеру Синклеру, и мне. А именно — на противоречиях касательно ранений, нанесенных Флоре Маккензи, которые, по моему мнению, говорят о совершенно другом мотиве совершенных преступлений. Я бы сказал, что, когда подсудимый начал свой кровавый проект, его истинной целью была месть не мистеру Маккензи, а дочери этого джентльмена, отвергшей, как мы слышали, его непристойные авансы. При такой версии событий Родриком Макреем двигало не мнимо благородное желание защитить своего отца, но сексуальное влечение к мисс Маккензи. Таким образом, я бы утверждал, что подсудимый взялся за дело, отлично зная, что мистера Маккензи нет дома, и изнасиловал его дочь самым извращенным способом. Он был застигнут на месте преступления, и результатом последовавшей борьбы стала смерть мистера Маккензи.

Несколько мгновений царила тишина, за которой последовал взрыв шепота с галереи. Судья застучал молотком, чтобы восстановить порядок. Мистер Синклер казался полностью уничтоженным.

Лорд судья-клерк:

— Почему следует верить в данную версию событий, а не в предыдущую?

— Конечно, я не присутствовал при совершении этих деяний, — сказал мистер Томсон, — но ранения, причиненные мисс Маккензи, полностью противоречат мотиву, описанному заключенным. Более того, когда я расспрашивал его в камере, он выказал признаки тревоги только при упоминании об этих ранениях. Появилась трещина в облике, в котором он пытался предстать перед миром.

Тут лорд судья-клерк посмотрел на удрученного мистера Синклера, приглашая его продолжить допрос. Судья, без сомнения, понимая серьезность заявлений свидетеля, дал адвокату несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Посовещавшись со своим помощником, мистер Синклер спросил:

— Если б мы приняли такую версию событий, разве не свидетельствовала бы она о потере рассудка даже сильнее, чем выдвинутая ранее?

Мистер Томсон слегка улыбнулся адвокату, сознавая, что тот пытается спасти дело от последствий его показаний.

— В случае простого нападения на сексуальной почве преступника, не способного контролировать свои основные инстинкты, можно признать, а можно и не признать полностью ответственным за свои действия. Однако данный случай необычен не самим характером преступления, а лицемерным характером заявлений подсудимого после преступления. Если б он открыто признался в мотивах своего нападения, его можно было бы счесть, как вы сказали, нравственно помешанным, поскольку он не сознавал бы, что его действия порочны. Однако, фабрикуя альтернативное объяснение — объяснение, призванное облачить его поступки в наряд добродетели, — преступник выдает осознание постыдной природы своей истинной цели. Это сокрытие истинных мотивов убийств выдает его осознание того, что он поступил неправильно. Несчастные, находящиеся в состоянии нравственного помешательства, полностью не способны отличить правильное от неправильного. Они искренне верят, что оправданы любые грязные дела, какие бы они ни совершили. Однако в данном случае мотив, о котором заявил обвиняемый, говорит не только о желании скрыть истинную цель нападения, но и о способности обманывать и лицемерить, каковой не обладают те, кого можно счесть невменяемыми.