Его личная звезда. Дилогия

Отголосками разума она понимала, что он действует правильно, во благо ей, но вся её женская сущность воспротивилась, забилась, едва закричала в немом протесте. Близость Славинского она могла сравнить с надвигающим штормом. Ты в море, одна, до берега далеко, а волны становятся всё выше и выше, а ветер сильнее. И ты понимаешь, что не спастись, что очередная высокая волна накроет тебя с головой. И ты пойдешь ко дну, нахлебавшись соленой воды, и больше никогда не увидишь ни солнца, ни людей, что дороги тебе.

Слабость только усиливалась, дыхание оборвалось где-то в груди, и Ирида, ругая себя за слабость, откинулась на широкую грудь Богдана. Выбор у неё был небольшой: или упасть в обморок, или принять помощь этого мужчины. Что при данных обстоятельствах было наилучшим выбором - она не знала. За неё решили инстинкты.

Крупное тело Богдана содрогнулось, и на мгновение мужчина прикрыл глаза, в которых заклубилась настоящая первозданная тьма. Эмоции от легкого, едва ли не невинного прикосновения зашкалили и превзошли все ожидания. Как долго он о них мечтал... Как к ним стремился... Чтобы вот так иметь право прижимать желанное хрупкое тело к своей груди, чтобы иметь возможность отгородить его обладательницу от всех мирских забот и невзгод.

Мечты имеют особенность осуществляться, только в причудливой форме. И подтверждением тому была нервная дрожь Ириды, продиктованная не слабостью, а страхом.

Приглушенно выругавшись, Богдан с легкостью обхватил Ириду на плечи. Та, было, пискнула протестующе, а потом, охнув, положила голову ему на грудь.

- Дай сумку, - глухо бросил Богдан и, не дожидаясь ответа, взял из ослабших рук Ириды клатч, где быстро нашел чип.

Открыв дверь и войдя в её отсек, Славинский на этот раз выругался смачно и громко.

Естественно, за выходной в отсеке Ириды никто не навел порядок, и Богдан увидел всю "красоту", что оставил недоброжелатель. Как увидел он и надпись. Приглушенно зарычав, он в два шага преодолел расстояние до небольшой кушетки и осторожно положил Ириду на неё. Едва сдерживаясь от грозного рыка, рвущего грудь, выдавил сквозь сжатые губы:

- Ты ЭТО видела?

Ирида прикрыла глаза. Сердце глухо билось в груди, голова гудела, в висках стучало. Неужели давление поднялось? Что за паразитство! Не одно, так другое.

- Да, - едва слышно откликнулась она, после чего последовало очередное ругательство.

- Надпись тоже?!

- Да, - казалось, тише уже говорить было невозможно, но Ирида ошибалась.

Она не хотела открывать глаза. Боялась? Наверное, страх был всё же не тем чувством, которое она испытывала в данный момент. Борясь с недомоганием, она с легким недоумением отметила, что Богдан разозлился, и причина его гнева была ей понятна.

- Почему мне не сказала? - теперь в его голосе прорезались рычащие нотки.

Зверь... Он всё же стал зверем...

Ирида не спешила с ответом на его последний вопрос. Да и что она могла сказать? Что не сочла нужным? Что в последнюю смену ей было не до надписи, когда на неё насели латунцы, а в довершении всего он затащил её в административный отсек и просветил по поводу её глупого поведения и незнания элементарных правил? Не скажет же она ему, что ей было попросту стыдно! Её открыто унизили, оскорбили.

Но её стыд и внутренние переживания мгновенно отошли на задний план, когда чужая мужская рука коснулась её лодыжки. Ирида полулежала, откинувшись на приподнятую спинку кушетки, ноги свисали. И даже в страшном сне она не могла предположить, что Богдан к ней прикоснется.

Снова.

Иначе.

Не ради того, чтобы оказать помощь.

Им двигали другие эмоции. Более сильные и... страшные.

Распахнув глаза, Ирида на жалкое мгновение перестала дышать. Она подозревала, что увидит картину, которая ей не понравится. И всё же не смогла справиться с шоком.

Славинский, присев на корточки, гладил её лодыжку, обтянутую тонким черным чулком. Его лицо находилось на одном уровне с лицом Ириды, и она могла до мельчайших подробностей рассмотреть его. То, что она увидела, заставило бедное девичье сердце зайтись в сумасшедшем ритме, запульсировать и погнать кровь сильнее. Темно-синие глаза мужчины горели безумным огнем, берущим своё начало из Черной Бездны. Взгляд был настолько пронзительным, темным, что, казалось, проникал сквозь кожу, вскрывал её и тянулся, тянулся к самым потаенным уголкам её души. И в этом огне, в этом нереально пугающем, будоражащем пламени сверкало ничем не прикрытое плотское желание.

Ирида если и хотела что-то сказать, то не смогла - ком застрял в горле, до такой степени было сильно её удивление.

Богдан же, видя её заминку, начал говорить охрипшим голосом, не убирая руки: