Его любимая Кошка

– Мне нет дела до Файса и его амурных игр, – пробормотала я, снова устремляя взгляд в документы.

Мерзкий червячок зависти всё же заворочался в душе. Иногда, в дни особенной душевной слабости, я завидовала юным фрейлинам. Я не считала себя старухой, нет! Но всё же их юность была беззаботной и светлой, в кругу семьи, нянек, учителей. Они не плакали по ночам в подушку после посещения скорбного дома, где самый близкий в мире человек медленно терял сходство с той, кого я называла «мама». Юность моя прошла в делах и работе. Сначала мы с дядей спасали поместье от разрушения, потом мне уже нужно было спасать себя от голодной смерти. Когда я осталась одна, без поддержки, на веселье и фантазии уже не было ни сил, ни времени. В такие дни, как этот, я ощущала себя дряхлой и уставшей от жизни. Замёрзшей и одинокой. Не нужной никому в целом мире…

– Леди Роннер! Какая удача! – услышала я голос Харди.

Декоратор семенил в мою сторону, смешно перебирая тонкими ножками, в ультрамодных штанах «дудочках», шейный платок завязан бантом, на голове соломенная шляпа. Солнце освещало Харди со спины, слепило глаза, и я не сразу заметила худощавую фигуру его спутника. Да и лица я не разглядела сразу.

– Ави, только держи себя в руках, – прошептал мне на ухо Руфус.

И вот сейчас я была искренне благодарна джинну за болтливость. Когда мои глаза привыкли к слепящему солнцу, я уже совершенно спокойно глядела на Инигора Канри, стоявшего у фонтана. Ин выглядел потрясённым и даже растерянным, в его серебристо-серых глазах был океан удивления. Когда-то я думала, что в этих глазах вся моя жизнь…

– Леди Роннер, я хочу вам представить лорда Канри, – тарахтел Харди, – когда я узнал, что лорд служил на Фаринго, то решил, что вам просто необходимо познакомиться.

Я молча протянула руку Инигору, чуть улыбаясь и делая лёгкий книксен. Сейчас в душе царил покой, не было ни гнева, ни обиды. Только усталость. Будто весь огромный мир придавливал меня к земле своей тяжестью.

– Леди Роннер, – произнёс холодно Инигор, – мне кажется, мы встречались с вами…

– Возможно, – пожала я плечами, – Фаринго маленький остров, там сложно было не столкнуться.

– Ах, как мило… – продолжал щебетать Харди, – леди Роннер наша гордость, наша отрада и певчая птичка дворца. А ещё леди Роннер моя Муза!

И Харди совершенно наглым образом полез ко мне обсуждать декорации бального зала и малого концертного зала и ещё всякой ненужной ерунды. Ветер подхватил его эскизы и принялся швыряться ими по саду. Пёстрые наброски разлетелись во все углы. Руфус довольно фыркнул и обнял меня за плечи. Харди побежал собирать свои наброски, сетуя на несносную весеннюю погоду.

– Это правда ты? – шепнул Инигор, воровато оглянувшись.

Солнечные лучи запутались в его светлых, чуть кудрявых волосах, бросали блики на острые скулы, тени ярче очерчивали серебристые глаза. Инигор был красив, статен, строен, с изысканными манерами и гордой осанкой. Только теперь его персона вызывала лишь раздражение и горечь.

– Нет, – шепнула я, – вы обознались, лорд Канри. Мы с вами никогда ранее не встречались.

Руфус уже кружил вокруг Инигора, злобно морщил нос и корчил ему рожицы. Я подхватила бумаги и попыталась обойти мужчину, собираясь покинуть парк. В этот момент он меня и схватил за руку, с силой останавливая.

– Ави, нам нужно поговорить, – шепнул он на ухо, склоняясь ко мне.

На парковой дорожке показались Файс и Зьонге, Харди метался по газону, догоняя свои эскизы. На дворцовых ступенях возник силуэт леди Канри, она вертела головой, явно разыскивая супруга.

– Нам не о чём говорить, лорд Канри, – осторожно высвобождая руку из его пальцев, шепнула я, – отыщите остатки совести и оставьте меня в покое.

Инигор даже отступил на шаг, нахмурив белёсые брови. Я не стала оглядываться, просто зашагала в сторону дворца, изо всех сил стараясь думать о делах более важных. чем моё разрывающееся от обиды сердце.

– Жаль, в парке нет шкафов, – подытожил Руфус, оглядываясь на Канри.

И я не удержалась, истерично расхохотавшись, прикрывая рот рукой. Истерика обещала быть бурной…

Глава 10

Я редко вспоминала свои дни перед побегом с Фаринго. Именно побегом, а не отъездом я привыкла называть свой поступок. От кого бежала? Скорее всего, от себя. От боли, от позора, от горечи предательства. Наверное, я настолько отупела в госпитале, что совершенно перестала ориентироваться в реальной жизни. А ещё я любила – любила со всей страстностью, свойственной моей натуре в далёком прошлом. Это сейчас я научилась загонять свои эмоции так глубоко внутрь себя, что порой переставала ощущать что-либо, кроме пустоты.

Страсть, открытость, искренние чувства и эмоции хороши, когда они направлены на людей достойных. Таких же светлых. Я и считала Инигора таким. Офицер из штаба при флотилии, всегда чистенький, опрятный, сдержанный и обходительный. Он приходил в госпиталь с цветами в руках, улыбался так очаровательно, что уже спустя неделю я окончательно потеряла голову. Мы стали встречаться. Наши отношения длились не один месяц. Это не было увлечением на одну ночь.