Его маленькая слабость

Ещё стоило бы разобраться, так уж сильно была больна ее половозрелая дочь, что она бросила слепую девчонку в одиночестве. Что-то мне подсказывает, что не сидела Надя безвылазно у постели своей кровиночки.

Я и раньше за ней замечал привирание. Да и треплется слишком много. Но меня никогда ещё это так не выводило из себя.

Выхожу в коридор с намерением запереться в своей комнате, чтобы все происходящее в доме, —  и абсолютно вышедшее у меня из под контроля, — меня больше не касалось. Однако на секунду останавливаюсь у соседней двери.

Интересно, чем можно занимать своё время, будучи незрячим?

Не. Мое. Дело! Уверенно шагаю в свою комнату и падаю на кровать.

Сегодня надо бы встретиться с бухгалтером. Давненько он не отчитывался. Ещё предупредить управляющего, что я вернулся...

А что бы делал я?

Сложив руки на груди, прикрываю глаза, пытаясь представить себя слепым.

Музыка? Да, должно быть я стал бы чаще слушать музыку.

Вообще я любитель. Наверно именно из этого пристрастия родилась идея клуба с живым звуком. Есть в моей сети и классические увеселительные заведения со стробоскопами, диджеями и электронной музыкой, кишащие обдолбанным молодняком. Но именно «Gold» должен был стать моей отдушиной.

Однако хороших исполнителей оказалось не так просто найти. Того, кто мог бы стать бриллиантом моего заведения.

Одни, при прочих внешних достоинствах — пели весьма посредственно. Другие — имея неплохой талант, пропивали его в моем же баре. Третьи... да этот список можно продолжать бесконечно. Суть в том, что текучка на место бриллианта в оправе «Gold» продолжалась бесконечно.

А ее услышал, и подумал, что нашёл.

Но опять ошибся.

Скептически усмехаюсь. Поворачиваюсь на бок и смотрю в огромное панорамное окно во всю стену.

В ее комнате есть такое же. С выходом на террасу. Да только она об этом возможно даже не догадывается.

Вновь закрываю глаза.

Каково это? Не знать, что тебя окружает? А главное — кто.

Доверяться людям не имея на это ни малейшего основания. Просто потому что нет другого выхода. Даже если тебя гнобят, продолжать цепляться за едва знакомых «добродетелей».

Распахиваю глаза, пытаясь отделаться от всплывшего в воспоминаниях мерзкого чувства собственной неполноценности. Теперь понятно, почему мне претит вся это ситуация с угнетением слабого.

Сам когда-то таким был. Слабым. Пацаном, которого отчим бил просто за то, что был рождён от другого мужика.

«А ты заработал на это?» — слышалось всякий раз, когда я просил что-то у матери.

Даже за едой нередко проскакивали язвительные шутки с его стороны, с посылом, мол: нахлебник, лишний рот кормим и все в таком духе.

Однако бесило меня даже ни это. Скорее собственное бессилие что-то изменить. Надо было закончить школу. И вот отучившись девять классов, я наконец обрёл свободу. Мне было шестнадцать.

А ей сколько? Лет двадцать, хорошо если. Не далеко от того меня ушла. Да и я хоть зрячий был. И все равно порой продолжал чувствовать себя беспомощным. Тоже ведь за всякое дерьмо цеплялся, чтобы всплыть наружу.

Когда ты на дне — все средства хороши. Лишь бы выбраться.

Вот и она за меня цепляется. А я – то еще дерьмо.

Гордости своей на горло наступает. И просит прощение даже за то, в чем сама не виновата.

Однако гордость эта все равно упрямо прорезается. В том, как, будто против воли выпрямляется ее спина. Подбородок, подергиваясь, ползёт вверх, пока девчонка сквозь сжатые зубы говорит то, с чем на самом деле не согласна.

Непрошеные мысли прерывает стук в дверь:

— Глеб Виталич, обед, — примирительным тоном лепечет Надежда из коридора.

Сколько я так пролежал? Кажется, даже задремать успел.

Потираю пальцами глаза, поднимаясь с кровати. Выхожу из комнаты. Домработница у двери караулит.

— Анну пригласила? — строго спрашиваю.

— Говорит, не голодна, — пожимает плечами женщина.

Злость закипает новой волной.

Что за детский сад? Я ещё нянчиться с ней должен? Толкаю дверь в соседнюю комнату:

— Немедленно... — начинаю громогласно, но тут же осекаюсь, найдя комнату пустой: — И где она?

— А я почем знаю? Только что здесь была, — бросает Надежда, возвращаясь в кухню.

В туалет должно быть пошла. Тянусь за ручкой, чтобы закрыть дверь, но замираю, услышав какой-то странный звук из ванной.

Выпрямляюсь. Вхожу в комнату, едва ли не крадучись. Приближаюсь к двери в ванную.

Не показалось. Рвёт ее.

Полусырая греча, да и той пол-ложки. Нервотрёпка… Похоже у моей гостьи на нашем «приветливом» фоне гастрит разовьётся.

Чувствую, что стыд снова выпустил свои мерзкие щупальца.

Ну а что я должен делать?! Каждый раз ее теперь из ложечки кормить? На руках носить? В попу целовать? Нет уж...

Дверь из ванной медленно открывается, прерывая мои раздражённые мысли. Утирая лицо полотенцем, Аня неторопливо заходит в комнату, вынуждая меня пятиться.

Хотя, какого черта?

Останавливаюсь. Осторожно кладу свою руку на ее плечо.

— Ой, мамочки! Кто здесь?

Ладно. Осторожно не вышло.

— Тише, — успокаиваю я. — Есть идём. Сейчас же.

— Я не...