Его-Моя биография Великого Футуриста

Впоследствии Вернике открыл (верхней левой височной извилине) второй чувствительный словесный центр.

В этих центрах организуется словесное представленье (иные изследователи эту организацию слова несвязывают с определенными местами мозга).

Кусмауль-же — яркий знаток этой области — изучивший различные болезненные состоянья центров речи — собранных под общим названьем Афазии — дает все основанья предполагать что стан читателей сплошь страдает афазией и поэтому не в силах воспринять высшее мастерство слова

Накануне я говорил, что Поэт в чем то сознательно ошибается — и хотел этим намекнуть на огромную долину общого непониманья, лежащую меж двух гор: Поэтом и читающей публикой.

Поэт — мастер — строитель высшей организации Слова — Мысли — Речи — Формы.

Поэт создает Книгу насыщенную яркими образами, ритмической стройностью фраз, волей ясного разума, любовной чувствительностью к завершенью творчества, непрестанной взрывностью словесного трепета.

Книгой Поэт являет законченную Волю своего дарованья словесного мастера — только частично использовавшого крайне ограниченную возможность передать свою многогранную гениальность.

Ведь Дух, Огонь, Чувства, Размах, Глаза, Горизонты. Крылья, Сочность, Аромат — остаются с Поэтом жить, вечно изменяясь во Времени, вечно расцветая.

Это — Эльбрус Поэта.

А читатели — это Экскурсанты (Москвича или Горного клуба) едущие на линейках из Кисловодска на гору Бермамыт встречать перед Эльбрусом восход солнца.

Кто эти читатели — случайные экскурсанты, всегда гости, которых надо забавлять, ротозеи, любопытствующие, скучающие, одинокие, заброшенные, больные и Чудаки.

Еще влюбленные, знакомые, друзья (редко родственники), враги, арестанты и — вот главное и единственное — Чудаки.

Всем этим читателям можно было — дело случайности — по существу и неездить на Бермамыт, а только пожалуй достаточно знать о существованьи Эльбруса Поэта Василья Каменского.

Поэт, сознательно ошибаясь (пример: выпуская Книгу), знает о долине разобщенья с читателями и глубинно скорбит о своей одинокой судьбе недошедшого до сердца читателей Пророка.

И это потому, что читатели — как случайные гости Книги — лишены способности точно воспринимать смысл и назначенье Книги, как истины.

Понятно и просто: читатели словесно неразвиты или вернее неорганизованы для воспринятия образа — мысли, всегда рассеянны, хаотичны, заняты совсем другим: масса разных дел, книга же — между прочим.

Книга читается урывками, скоро, поверхностно, по-дачному.

Психология читателя в перерывах резко меняется, перекрашивается.

Словесные центры перемещаются.

Поэт выливает слово — в вино, а читатель пьет воду,

Читатель невпитает сущность Книги, непойдет за Поэтом — о нет.

Если слово для Поэта самоцель, самоценность, а мысль движенье, полет.

То для читателя то и другое — средство, продукт и что то мало понятное.

Специалистов-читателей ведь нет — значит нет здоровых, развитых, организованных воспринимателей слова.

Все читатели страдают афазией во всех стадиях по Кусмаулю и особенно — парафазией, при которой сцепленье представлений со словесными образами настолько извращается, что вместо логически-красивых сочетаний слов получаются ложные совершенно искажающие смысл творчества.

Одна из распространенных стадий среди читателей — это словесная слепота.

Страдающие ею прекрасно (особенно критики) видят глазами напечатанные слова, но не в состояньи понимать их и группировать в сознаньи.

Платен утверждает, что для совершенья восприятья словесных форм — условностей нужна энергичная работа воспитанья (дело культуры), что человек быстрее всего усваивает речь мимики и жестов: потому эта речь является природною речью глухонемых и идиотов.

Во всяком случае — если книга читается Чудаками или Друзьями или Возлюбленной — эти читатели пронзенные лучами Интуиции принимают Поэта целиком индивидуально, но и они далеки от истинного неба Книги.

И тут — долина, и тут не то.

Значит есть роковая ошибка — трагедия.

Книга — как ее читают и понимают читатели — для Поэта — смерть, ничто, проклятье

Мои мама и папа

Рожденье

Я родился 1884 в 5-й день Апреля — в центре Урала — в 35 верстах от Теплой горы в поселке Боровское, на золотых приисках.

Дед Филипп Каменский (по отцу) был врачом в Перми, имел сыновей: Петра, Василья, Александра, Николая.

Дед Гавриил Серебренников (по матери) служил командиром камского парохода, имел сыновей: Михаила, Константина и дочерей: Евстолию, Александру, Ольгу и Глафиру.

Сын Филиппа Василий 1878 женился на дочери Гавриила Евстолии.

Молодые супруги Каменские — Василий с Евстолией уехали въ Теплую гору, на Урале.

Василий Филипповичъ получил место на золотых приисках Шувалова — управителя.

Устроились жить въ промысловом поселке Боровское на готовой квартире.

1880 родилась дочь Мария.

1884 — сын Василий — я.

1886 — сын Григорий.

Мать была красивая женщина: с большими вьющимися светлыми волосами, голубоглазая, стройная, женственная, кроткая.

Ей нравилось пышно модно одеться в шелковое платье с длинным шлейфом.