Его наглый друг (СИ)

Но есть кое-что, в чем я никому не признаюсь… И даже самой себе не могу объяснить.

Через пару дней, как уехал Макс, я поехала на пляж к деревянному домику, где в последний раз чувствовала себя счастливой.

Он был заперт, что, конечно же, было ожидаемо, но я и не рвалась внутрь. Сидела на берегу, возвращалась мыслями в тот день, когда мне было хорошо и плохо, спокойно и волнительно, холодно и так по особому жарко…

А затем, будто опомнившись, быстро сбегала домой, обещая себе больше никогда туда не возвращаться. И так каждый вечер… Кроме вчерашнего, когда вышла на работу. Отчасти, выход на работу даже послужил поводом прервать это саморазрушение и отчаянные попытки окунуться в прошлое еще хотя бы раз.

Вот только после смены в ресторане я снова туда поехала…

Сегодня по графику у меня выходной, а с завтрашнего дня начинается новый учебный год, и сейчас я уже который час настраиваю себя на то, что пора начать новую жизнь. Без разрушительных воспоминаний, гнетущих мыслей и, главное, без ночевок, сидя на берегу моря у домика.

Но… ведь это будет завтра?

Злясь сама на себя, я все равно засовываю плед в сумку, переодеваюсь в теплую одежду и выхожу на улицу. Снова иду на остановку, чтобы проехать по привычному маршруту до конечной и потом пройти еще несколько сотен метров пешком до своего укромного уголка на морском берегу.

Добравшись до места назначения и продрогнув до костей, думаю о том, что все равно плохо оделась. Чуть позже еще и корю себя за то, что не посмотрела прогноз погоды, замечая, как небо затягивает грозовыми тучами.

Но все равно расстилаю плед и сажусь около воды на том же месте, на котором когда-то сидели мы вместе с ним.

Первые капли дождя срываются едва заметно и тихо. Они падают на лицо, стекают по щекам, но практически не ощущаются на коже.

Из прострации выводит лишь раскат грома и усиливающийся шум ливня. Жмурясь, подставляюсь под холодные дождевые струи и каждый раз вздрагиваю от очередного грохота в небе.

Тело бьет озноб, зубы стучат от холода, а я продолжаю сидеть на месте, надеясь, что этот ливень смоет все мои переживания. Но скорее он меня смоет в море, чем облегчит ту боль, щемящую в сердце.

Отчаявшись и окончательно продрогнув, поднимаюсь на ноги и хватаю в руки плед. До остановки идти не меньше получаса под таким дождем. В голову закрадывается далеко не лучшая за сегодняшний день идея…

Или все же стоит попытаться пробраться в домик?..

Подергав ручку, подхожу к окну, но бить стекла я уж точно не стану, даже если есть риск окоченеть… Вернувшись в двери, снова ее дергаю с беспомощностью, после чего скольжу ладонями по брусьям, с крохотной надеждой найти где-то ключи.

Но в следующую секунду мне хочется найти не только укрытие, но и обрести возможность двигаться и как-то реагировать.

Скинуть с себя его руки, отстраниться от прижимающегося со спины тела, вырваться из стальных объятий.

Не понимать, кто меня так крепко сжимает, не чувствовать его каждой своей клеткой, не слышать этого голоса…

— Русалка… — выпаливает приглушенно.

И меня такими чувствами разрывает, что я просто неспособна их уместить внутри. Вздрагивая, мгновенно выхожу из ступора и пытаюсь биться в его руках.

— Замри.

Макс стискивает меня так крепко, что кажется, будто мои ребра вот-вот начнут трещать.

— Пусти! — царапаю ногтями его мокрые предплечья.

— Нет, Алин. Я тебя теперь никогда не отпущу.

58

Сознание затягивает лютым страхом, когда понимаю, что в такой темноте я могу ее не найти …

Макс

Дернувшись, Алина цепенеет в моих руках. А в следующее мгновение начинает снова дрожать.

Злюсь на нее за безрассудство. Додумалась, блядь, в такую погоду высунуться на улицу, еще и к морю примчалась… Чем только думала?

Продолжая ее удерживать, прочесываю носом мокрые волосы на затылке. Дурея от обрушившихся чувств, сгребаю зубами пряди, кусаю.

На мою одичавшую выходку реагирует молниеносно. Заряжает затылком по роже, продолжая полосовать ногтями пылающую от ссадин кожу на предплечьях и кистях.

Перехватываю бунтарку одной рукой, другой открываю дверь. Проваливаясь вглубь домика, позволяю отскочить от меня и врубаю свет.

Она жмурится, моргает, а затем… прожигает таким гневным взглядом, что я, сука, теряюсь и впадаю в ступор. Но лишь на доли секунд и снова надвигаюсь на нее.

— Алин… Давай поговорим.

— Не подходи! — кричит, вытягивая перед собой руки. Словно это, блядь, может меня остановить.

Впиваясь пальцами в хрупкую талию, толкаю ее вперед, пока она не упирается лопатками в брусчатую стену.

Столько всего должен сказать, но все слова застревают в горле, когда смотрю на нее. Такую хрупкую, взволнованную, трясущуюся в ознобе.

Черт…

Притянув ее к себе и развернувшись вместе с ней на месте, меняю планы и затаскиваю ее в ванную. Врубаю воду и пытаюсь стянуть с нее мокрые тряпки.

Алина брыкается, сыплет проклятиями и отчаянно сопротивляется, не позволяя себя раздеть.